Онлайн книга «Смерть перед Рождеством»
|
Хебер смеется – и на какое-то мгновение перестает быть исследователем. – Понимаю, – отзывается он. Слышится шорох ткани – возможно, Лиза придвигается к Хеберу, проводит рукой по его руке или бедру. Звук, во всяком случае, приятный, уютный. – Я понимаю, что все это странно, но тем не менее… Эта реплика Хебера звучит несколько растерянно, как будто он не знает, как вести себя в сложившейся ситуации. – Далее, как оно обычно бывает в таких случаях, противостояние нагнеталось. Поначалу они затаились, но взрыв стал вопросом времени. А потом последовали новые угрозы и провокации, о которых снова писали газеты. – Какие, например? – Например, они украли у нас деньги. Спустя несколько дней после нашего с тобой последнего интервью. Возможно, это звучит не слишком убедительно после сожженного сарая. Тем более что и сумма-то была… какая-нибудь пара тысяч крон… Но ты знаешь, что казна у нас и без того небогатая. А на эти деньги можно было организовать приезд на демонстрацию десяти иногородних товарищей, если поездом, и втрое большего числа, если на машинах… Нет, ты не думай, RAF не оплачивает участие в своих мероприятиях, это было бы слишком. Но организации вроде «Шведского сопротивления» или «Национального фронта» делают это. И пользуются нашей принципиальностью. В конце концов кто-то серьезно пострадает, добром это кончиться не может. – Понимаю. – В тот раз мы так и не ответили на их наглость – просто потому¸ что не нашлись как. Сейчас все тихо: ни крупных демонстраций, ни митингов. Но все впереди, потому что ненависть копится. И есть подозрения, что кое-где уже льет через край. Это… Все звуки заглушает сигнал мобильника, который, как видно, лежит рядом с диктофоном. У меня в наушниках что-то трещит. – Извини, – прорывается сквозь шумы голос Лизы Сведберг. – Я должна… Она обрывает фразу на полуслове. Сигналы смолкают. – Да… – говорит Лиза. – Я не знаю… Что? Откуда вам это известно? Черт… Как я от всего этого устала… Вы… может, поговорим об этом в другой раз?.. Нет… Нет, это не так… Я кладу трубку… Не звоните больше… – Мне заехать за вами? – раздается приглушенный, как из мобильного, мужской голос. – Нет, спасибо, – отвечает Лиза. * * * И в этот момент, когда разговор по мобильному прекращается, я понимаю вдруг, кому принадлежал этот голос. Паулю Гофману. * * * – Гофман, – говорю я. – Всюду он. – Похоже, – отвечает Бирк. – Дальше в записи этот голос не встречается, но страшно похож. – Что он там в таком случае делает? – Бог его знает. Лиза Сведберг говорила, что Гофман следует за ней по пятам. Правда, это было после убийства Хебера. – Да, я тоже именно так ее и понял. – Я кошусь на диктофон, как будто жду, что он разрешит наши сомнения и разложит все по полочкам. – А это что за запись? – Эта сделана уже в ноябре. Между ноябрем и маем ничего нет. Мы паркуемся на Хорнсбергской набережной, в Кунсгхольмене, у самой воды. Здесь тихо, почти безлюдно. Пустые автомобили выстроились в ряд вдоль улицы. На другом берегу Карлсбергский замок. Бирк меняет позу на сиденье. Он выглядит довольным, можно сказать, умиротворенным. Кладет ладонь на диктофон и нажимает Play. * * * Далее голос Хебера. Он говорит быстро, поднеся диктофон к губам. Похоже, он чем-то напуган или же кто-то стоит рядом с ним и подслушивает. – Она звонила утром. – Хебер задыхается, бормочет: – Чего-то боится, как мне показалось. Не знаю, что там у нее произошло и произошло ли вообще что-нибудь… – Короткая пауза. – Последнее интервью мы сделали в мае, и у меня накопилось много вопросов. Но на этот раз она позвонила сама и предложила встретиться. С ней что-то произошло, я понял это сразу… – Снова пауза. – Хотя, возможно, мне померещилось. * * * Раздается треск, все стихает. Наконец появляется она. Я отчетливо слышу звук поцелуя. Это интервью начинается как и остальные: Хебер задает вопросы и слушает ответы, на этот раз необыкновенно многословные. Вроде все как и должно быть, но я замечаю одну странность: Хебер говорит как-то особенно осторожно, а она как будто горячится. Именно «как будто», как человек, сознательно игнорирующий то, что его волнует на самом деле. – Что с тобой? – спрашивает Хебер. – По телефону ты была другой. Ты хотела мне что-то сказать? – Нет, ничего, – отвечает она. – Неправда. Я тебе не верю. – Почему не веришь? – Потому что я знаю, как ты ведешь себя, когда чего-то избегаешь. – Нет, не знаешь. Сейчас мне хотелось бы видеть выражение лица Лизы Сведберг. Она вздыхает, щелкает зажигалкой. – Я здесь услышала кое-что… что меня насторожило… – Что? Она молчит. – О’кей, – говорит Хебер. – От кого ты это услышала? – От одного знакомого из RAFа. – Я его знаю? – Вряд ли. – Это мужчина или женщина? Нет ответа. – Ну хорошо… Когда он тебе об этом рассказал (или она рассказала)? – Сегодня утром. Мы сидели в кафе «Каиро», а потом ушли оттуда. – Ты хорошо знаешь этого человека? – Нет, но я ему верю. – То есть ты хочешь сказать, что то, что услышала от него, правда? – Именно… Но дело в том, что… что именно поэтому я и не могу тебе это рассказать. – Я не могу настаивать, – отвечает Хебер. – Я не вправе что-либо от тебя требовать… Но мне показалось, что ты сама хотела поговорить со мной об этом. – Да, хотела… – Лиза Сведберг переходит на громкий шепот. – Именно поэтому я и позвонила тебе… Но… я не знаю, могу ли я… – Чего ты не знаешь? – Насколько далеко простирается наш с тобой договор о неразглашении. – Бесконечно далеко, – отвечает Хебер, без видимого желания в чем-либо ее убеждать. – Даже если ты признаешься в совершении тяжкого преступления, твои слова не выйдут за пределы этой комнаты. Только одно может толкнуть меня на нарушение нашего договора: возможность предотвратить преступление, которое иначе будет совершено со стопроцентной вероятностью. Но даже в этом случае я ничего никому не должен. Я исследователь, и у меня свои задачи. Так что наш договор о неразглашении можно считать в принципе нерушимым. – Ты уверен? Ты действительно сможешь держать язык за зубами, если узнаешь о том, что готовится преступление? – Это то, о чем ты хотела мне рассказать? Молчание. Потом голос Хебера: |