Онлайн книга «Крушение»
|
– Заткни пасть, я слушаю! Заставка кончилась, дикторша с приятным и серьезным голосом начинает с последних новостей. Полчаса назад, незадолго до закрытия, был ограблен магазин в районе Слэтта. Нападение на банковскую служащую, похищена крупная сумма денег. Феликсу теперь еще страшнее внутри, поэтому снаружи он злится еще больше. И когда Винсент снова начинает скакать на кровати, Феликс орет на него, а когда это не помогает – бьет кулаком в плечо, куда пришлось. – Ты… ты чего, Феликс?! – Ты же ничего не чувствуешь, у тебя бинты по всему телу. – Больно же! – Так намотай на себя еще бинтов. И оставь меня в покое! Свидетели сообщают, что какой-то человек убежал с места преступления, после чего покинул район на велосипеде. И все. Новостной голос обещает, что они вернутся к ограблению магазина в следующем выпуске, когда будут знать больше; дальше – интервью с представителем совета коммуны в Фалуне, что-то насчет дефицита бюджета. Винсент опять, уже в третий раз, возобновляет свои прыжки, высокие, шумные. – Винсент, я же сказал… Но когда Феликс оборачивается, чтобы треснуть его во второй раз, на него смотрит другое лицо. Отчетливые следы размазанного карандаша под глазами и на щеках. Старший брат вошел в квартиру незамеченным. – Ты что, дома? – Ты что, дома? Они не обнимаются. Но все-таки как будто обнялись. – Да. Я сбежал, Лео. Когда Клик погнался за тобой. – Ты сказал, как тебя зовут? – Что? – Ты успел сказать, как тебя зовут? – Я бы сказал. Но она закричала. И ты удрал с сумкой. Лео улыбается, поднимает что-то с пола спальни, кладет на кровать. – Я ее выдернул у тетки из рук. Летел как ненормальный. И уехал от этого жирдяя, пока он валялся в канаве и скулил. Коричневая кожаная сумка. Точно она, без дураков. – Так почему… ты пришел домой только сейчас? Если ты на велосипеде? Если все получилось? Не понимаешь разве, что я… Кожаная сумка. Лео ставит ее между ними. – Погоди-ка, Феликс. И кричит через прихожую. – Винсент, ты тоже иди сюда! Я что-то покажу! Там медлят. И когда Винсент отвечает, голос у него скрипучий, это значит – он обижен или злится. – Не хочу. А может, и то, и другое. – Иди сюда, посмотри. – Не хочу! Феликс дерется. Он меня побил. – Иди же, Винсент! Ты тоже участвовал. Ты принял решение: да, мы это сделаем. Это было важно. Шаркает ногами в прихожей. Любопытство и настороженность. – Иди. Садись на кровать. К нам. Винсент колеблется, сначала ловит взгляд Лео, потом – Феликса. Феликс машет ему, это означает: иди сюда, не бойся. – Извини. Слышишь? Я не должен был бить тебя. Иди же. Винсент рассеянно берется за размотавшийся бинт, словно хочет поправить его, завязать то, что развязалось во время пляски мумий. И прыгает на кровать. – Отлично. Теперь мы все вместе. Коричневая кожаная сумка закрыта на молнию; Лео тянет замочек, обеими руками расширяет расстегнутую сумку, отодвигается так, чтобы туда мог заглянуть Феликс, а потом еще дальше – чтобы мог заглянуть и Винсент. – Когда купюры собраны в пачки, их кажется не так много. Но я посчитал. А потом закопал одежду и парик и прикрыл место листьями. Подчеркнуто энергичные движения губ, когда он выговаривает слово за словом. – Тридцать. Семь. Тысяч. Сто. Пятьдесят. Крон. Еще раз. Быстрее. – Тридцать семь тысяч сто пятьдесят. Трое братьев. Вместе. На маминой кровати, вокруг сумки, набитой деньгами. Слышны только дружное дыхание и местное радио, говномузыка в пустой спальне перед следующим выпуском новостей. Музыка и… шаги. С лестницы. Больше, чем двух ног. Шаги останавливаются на их лестничной площадке. – Легавые, Лео! В дверь звонят. Дважды, кто-то, кому некогда ждать. Лео срывается с кровати с сумкой в руке, несется к встроенным шкафам, выбирает средний, для постельного белья и полотенец. Сумка как раз помещается между стопкой простыней и стопкой наволочек. – Сидите здесь. Звонок взывает в третий раз, пока Лео в ванной смывает с лица остатки карандаша, вытирается и бежит к двери; последний быстрый взгляд – в щель маминой спальни, где Феликс шепчет «легавые», так же нарочито двигая губами, как только что – Лео. Он закрывает глаза, считает до трех, поворачивает замок. Тетка из социальной службы. А чуть позади нее – Агнета. Не легавые. Они здороваются, они явно хотят войти. Соцтетка без пальто – значит, сидели у Агнеты и уже о чем-то поговорили. – Братья тоже дома? Лео кивает на прикрытую дверь спальни. – Там. В маминой комнате. Не спрашивая разрешения, тетка идет по квартире, Агнета – за ней, а за Агнетой – Лео. Тетка заглядывает в комнату. Младший брат лежит на кровати в грязных размотавшихся бинтах. Брат постарше лежит на другой половине, прижав к уху радио, слушает местные новости. Соцтетка переходит прямо к делу, словно куда-то торопится. – Ваша мама… Или не очень знает, как сказать… знает только, что ей полегчает, когда она выложит все разом. – Она пока побудет в больнице. Феликс одним ухом улавливает ее слова. В другое ухо льется очередной выпуск новостей, который тоже начинается с известия об ограблении магазина в Слэтте. Феликсу вроде бы хочется обо всем рассказать, словно после этого ему будет гораздо легче. Но нельзя, ведь он соучастник. То, что они совершили – это уже не кокосовое печенье и сок. Это на тридцать семь тысяч сто пятьдесят километров дальше. – Я думаю… Она думает, в смысле – ваша мама, что задержится в больнице еще на два месяца. Теперь он слушает соцтетку обоими ушами. – Два… месяца? – Да, Феликс. Понимаешь, сначала ей надо подлечиться снаружи. А потом – изнутри. Ее обследуют много разных врачей, разных специалистов. Но через два месяца, когда она вылечится и снаружи, и изнутри, она вернется домой, к вам. Два месяца. Восемь недель. Шестьдесят дней. Феликс думает про глаз, мамин глаз, который так утомленно смотрел на него и светился красным там, где должно быть белое. Теперь он точно знает: кровавые точки лучше, чем черные люки. Кровавые точки лечатся быстрее, чем черные люки. |