Книга В горе и радости, страница 57 – Тейлор Дженкинс Рейд

Мне нечего было ей ответить. Мне отчаянно хотелось собрать все ее слова и сложить как головоломку, закрыв дыру в своем сердце. Мне хотелось написать эти слова на маленьких листках бумаги и проглотить их, переварить их, сделать частью меня. Возможно, тогда я смогла бы им поверить.

Я слишком долго молчала, и настроение в этой тишине едва заметно изменилось. Я расслабилась, слезы начали высыхать. Сьюзен мягко спросила:

— Тебя уволили?

— Нет. Но, думаю, меня попросят взять отпуск.

Она явно обрадовалась, услышав эту новость, как будто та отлично вписывалась в ее план.

— Тогда поживи со мной в Ньюпорте, — предложила она.

— Что?

— Давай-ка вытащим тебя из этой квартиры. Из Лос-Анджелеса. Тебе надо на несколько недель сменить обстановку.

— Ну…

— Я обдумывала это уже несколько дней, и это знак, что я была права. Тебе нужно время, чтобы посидеть, пожалеть себя, выпустить все это наружу, чтобы ты могла начать сначала. Я могу тебе помочь. Позволь мне тебе помочь.

Я попыталась найти вескую причину, чтобы отказаться, но… ее у меня попросту не было.

МАЙ

— Я уже не с таким удовольствием езжу домой, как раньше, — признался мне Бен. Мы шли по пешеходной набережной Венис-Бич. Мне хотелось погулять по песку, но Бену всегда нравилось рассматривать людей на променаде. Я предпочитала спокойные, романтичные пляжи Малибу, а Бен любил наблюдать за странными людьми на тротуарах Венис-Бич.

— Почему? — спросила я. — По-моему, ты говорил, что дом твоей мамы стал очень милым.

— Так и есть. Но он слишком велик. Он слишком пустой, слишком…

— Какой?

— Не знаю. У меня всегда такое чувство, будто я вот-вот что-нибудь разобью. Когда папа был жив, дом не был впечатляющим. Папу никогда не заботили подобные вещи, и он терпеть не мог тратить деньги, скажем, на хрустальные вазы.

— У твоей мамы много хрустальных ваз?

— Она не могла их покупать, пока папа был жив, поэтому, я думаю, она пытается извлечь максимум из сложившейся ситуации.

— Верно. Она делает то, что хотела сделать, пока он был рядом, но не могла.

— Ага, — согласился Бен. — Хотя нет, не совсем. Скорее она покупает все, что она хочет, но ничего не делает.

— Что ж, возможно, покупка — это тоже действие. Может быть, ей это помогает. И потом… — Я замялась, но решилась все-таки это сказать: — Возможно, это похоже на то, что происходит с тобой, понимаешь? То, что ты не говоришь ей о нас?

Бен посмотрел на меня.

— Ну, это потому… — начал он, но, казалось, не смог найти слова, чтобы закончить. — Хотя, возможно, — согласился он, смирившись. — Я собираюсь рассказать ей в скором времени. Потому что удобного момента никогда не будет, а теперь я уже просто-напросто вру. Поначалу это была серая зона, но сейчас я живу с тобой. Мы живем вместе. — У него резко испортилось настроение, я прямо-таки увидела, как оно разбилось вдребезги. Бен тяжело вздохнул. — Я лгал ей.

Возможно, мне следовало заставить его позвонить матери в ту же минуту. Возможно, мне следовало бы сказать ему, что он в самом деле врет. Но я не могла позволить, чтобы он грустил. Я не могла видеть его разочарование в самом себе.

— Ты не лжешь, — сказала я. — Ты все делаешь по-своему, и теперь ты видишь, что тебе действительно надо сказать ей. И ты это сделаешь. — Я говорила так, как будто это была самая простая вещь в мире.

— Да, ты абсолютно права. — Бен уверенно кивнул. — Очевидно, что я позволил этому зайти слишком далеко, но это не проблема. Мама будет счастлива за меня. Она тебя полюбит. — Он посмотрел на меня с искренней любовью. Он в самом деле не мог понять мир, в котором люди могли меня не любить, или, если говорить более реалистично, мир, в котором люди могли быть ко мне равнодушны.

Бен быстро отвел глаза, чтобы избежать зрительного контакта с тем, на что ему хотелось поглазеть.

— Ты это видишь? — спросил он меня еле слышно. — Ты видишь то, что вижу я?

— Дедулю в желтых тонгах, катающегося на скейтборде с собакой? — негромко уточнила я.

— Уверен, в Малибу никто этого не делает. — Бен обнял меня за плечи.

Я рассмеялась и позволила ему вести меня дальше по улице. Он рассматривал прохожих, а я погрузилась в свои мысли. Я вдруг занервничала из-за встречи с его мамой. Я начала представлять, как она пройдет.

Мы встретимся за формальным ужином. Я надену красивый наряд и пойду в красивый ресторан. Вероятно, я возьму с собой свитер, но забуду его в машине. Мне будет холодно весь вечер, но я ничего не скажу. Я захочу выйти в дамскую комнату, но буду так нервничать, что останусь сидеть на месте. Я буду улыбаться настолько широкой фальшивой улыбкой, что у меня немного закружится голова от такого количества кислорода. Бен будет сидеть между нами за круглым столом. И все мы будем сидеть лицом к лицу. И тогда я поняла, что меня действительно мучило. Что, если все то время, что я сидела напротив нее, держа идеальную осанку, беспокоясь, не застряло ли что-то у меня между зубами, она думала: «Что он в ней нашел?»

ОКТЯБРЬ

Прежде чем поехать к Сьюзен, я обсудила на работе возможность взять отпуск. Лайл сказал, что ему не хотелось бы, чтобы я выходила на работу немедленно. И я ответила, что я его понимаю. Тогда он сказал, что, как только я буду готова выйти, дам ему знать. Я подумала, что это Нэнси постаралась, но я просто поблагодарила его.

За завтраком я встретилась с Аной и рассказала, что собираюсь пожить у Сьюзен.

— Что? — удивилась моя подруга. — Я хотела только, чтобы она тебя немного вразумила, а не увозила. — Ей эта новость явно не понравилась. Она быстро бросала еду в рот и, не успев почувствовать ее вкус, добавляла новую порцию.

— Я знаю. И спасибо, что позвонила ей. Думаю, мне надо уехать отсюда на некоторое время. Мне необходимо найти способ двигаться дальше. Едва ли у меня получится сделать это здесь. По крайней мере, начать что-то новое здесь я не смогу.

— На сколько ты уезжаешь? — У Аны был такой вид, будто она вот-вот расплачется.

— Ненадолго. На несколько недель, максимум. Я скоро вернусь, а ты всегда сможешь приехать ко мне.

— Ты действительно думаешь, что это поможет? — спросила Ана.

— Я знаю, что хочу, чтобы это помогло, — ответила я. — Думаю, в этом весь смысл.

— Ладно. Хочешь, чтобы я забирала твою почту и присматривала за квартирой?

— Конечно.

— Хорошо. — У меня почему-то сложилось впечатление, что Ана отчасти рада моему отъезду. Я опустошила ее. Если я когда-нибудь перестану жалеть себя, то наступит время начать жалеть о том, через что я заставила пройти Ану. До этого мне еще было далеко, но я знала, что это случится.