Книга В горе и радости, страница 58 – Тейлор Дженкинс Рейд

— Мне нравится Кевин, — сказала я.

— О’кей. — Она мне не поверила.

— Нет, в самом деле. Я просто была в замешательстве, только и всего. Он мне действительно понравился.

— Что ж, спасибо, — дипломатично ответила Ана. В конце концов я ушла и села в свою машину, полную чистой одежды и туалетных принадлежностей. Я забила адрес в телефон, выехала с парковочного места и направилась на юг.

С сумкой на плече я позвонила в звонок. Я чувствовала себя так, будто приехала в гости с ночевкой. Почему-то в этот раз дом выглядел намного более приветливым. Он уже не казался готовым съесть меня живьем, как только я войду.

Сьюзен подошла к двери, широко раскинув руки, чтобы обнять меня. Казалось, она искренне рада меня видеть. И это было приятно, потому что, по моим ощущениям, прошедшие несколько недель я была не тем человеком, которого люди были бы рады видеть.

— Привет! — поздоровалась она.

— Привет, — ответила я довольно робко.

— Я спланировала для нас целый вечер, — объявила Сьюзен еще до того, как я переступила порог. — Китайская еда, массаж на дому и «Стальные магнолии».

Когда я услышала про «Стальные магнолии», то посмотрела на нее.

Сьюзен застенчиво улыбнулась.

— У меня никогда не было девочки, чтобы посмотреть фильм вместе с ней!

Я рассмеялась и поставила сумку на пол.

— Звучит замечательно.

— Я провожу тебя в твою комнату, — сказала она.

— Боже, я чувствую себя так, будто я в отеле.

— Я занимаюсь домом, когда нет сил смотреть в лицо новому дню. Судя по всему, сейчас таких дней большинство. — Тяжесть ее признания поразила меня. Мы всегда говорили только обо мне. Я даже не знала, что сказать женщине, потерявшей и мужа, и сына.

— Что ж, теперь я здесь, — жизнерадостно произнесла я. — Я могу… — Что? Что я могла сделать?

Сьюзен улыбнулась мне, но я видела, что ее улыбка в любую минуту может угаснуть. Каким-то чудом этого не произошло. Она сумела вернуться к более счастливым мыслям.

— Давай я покажу тебе гостевую комнату!

— Гостевую комнату? — переспросила я.

Она повернулась ко мне:

— Ты же не думала, что я собираюсь позволить тебе спать в комнате Бена, или думала?

— В общем-то, думала.

— Я провела там слишком много времени в последние пару недель, и вот что я тебе скажу: от этого печаль только усиливается. — Сьюзен не позволила эмоциям снова спугнуть ее настроение. Она твердо решила пройти через это испытание. Она отвела меня в роскошную белую комнату с белым покрывалом на кровати и белыми подушками. На столе стояли белые каллы, а на прикроватной тумбочке лежали шоколадки «Годива». Я не была уверена в том, что свечи были новыми, но ими раньше не пользовались. В комнате пахло хлопком и мылом. Запах был таким приятным… И все в целом действительно поражало воображение.

— Слишком много белого? Прости. Наверное, мне слишком хотелось наконец-то использовать гостевую комнату.

Я рассмеялась.

— Все великолепно, спасибо. — На кровати лежал купальный халат. Сьюзен увидела, что я обратила на него внимание.

— Он твой, если захочешь. Мне хочется, чтобы здесь ты чувствовала, что за тобой ухаживают. Почувствовала себя комфортно.

— Это замечательно, — сказала я. Она предусмотрела все. Я заглянула в ванную комнату и увидела послание, которое ей когда-то написал мылом Бен.

Сьюзен и это заметила.

— Я не смогла заставить себя смыть ее, пока он был еще жив. И я знаю, что теперь я никогда ее не смою.

Наконец-то я это увидела. Я вспомнила, как пыталась найти эту надпись, когда была в этом доме на поминках. Я вспомнила, почему я сдалась. И вот эта надпись была передо мной. Как будто она наконец нашла ко мне дорогу. У Бена был такой неразборчивый почерк… Он понятия не имел, что он делает, когда писал эти слова. Он понятия не имел о том, что это будет значить для нас.

Сьюзен нарушила молчание:

— Ладно, устраивайся, делай что хочешь. Массажистка придет примерно через два часа. Думаю, вскоре после этого мы сможем заказать китайскую еду. Я собираюсь пойти посмотреть наше дерьмовое телевидение, — сказала она. — Единственное правило. Когда ты здесь, ты забываешь о реальном мире и плачешь тогда, когда захочешь. Выпусти это на волю, понимаешь? Это мое единственное правило.

— Звучит хорошо, — ответила я, и Сьюзен ушла. Я почувствовала, что мне немного некомфортно, и это меня удивило, потому что в последнее время мне всегда было хорошо рядом с ней. Она приносила мне такое успокоение. Но я оказалась в ее доме, в ее мире. Я была в том доме, в котором вырос Бен, и, казалось, все располагало к слезам. Но мне не хотелось плакать. Честно говоря, со мной было все в порядке. И мне пришло в голову, что, возможно, я не могу плакать потому, что мне это разрешили.

МАЙ

— Выходи за меня, — сказал Бен.

— Выйти за тебя? — Я сидела за рулем его автомобиля. Я только что забрала его из кабинета врача. Утром он нагнулся погладить собаку, и мышцы спины у него снова свело. Судя по всему, это случается в тех случаях, когда ты не принимаешь болеутоляющее лекарство, прописанное врачом. Бену прочли лекцию о том, что нужно принимать обезболивающее, чтобы он снова смог нормально двигаться и разрабатывать мышцы. Несколькими днями раньше я говорила ему то же самое, но он меня не послушал. Поэтому я снова отвезла его к врачу. Только на этот раз он сделал мне предложение, сидя на пассажирском месте, одурманенный обезболивающим.

— Да! Просто выходи за меня. Ты идеальная, — сказал Бен. — Здесь жарко.

— Ладно, ладно, я везу тебя домой.

— Но ты выйдешь за меня? — спросил он, улыбаясь и наблюдая, как я веду машину.

— Думаю, за тебя говорит обезболивающее.

— Что у пьяного на языке, то у трезвого на уме, — парировал он и уснул.

ОКТЯБРЬ

Я сидела возле бассейна Сьюзен, читала журнал и загорала. Мы с ней играли в кункен и пили много чая со льдом. Шли дни, а я ничего не делала. Я гуляла по саду Сьюзен, иногда срывала лимоны с ее фруктовых деревьев, а потом клала их в напитки. Я наконец начала прибавлять в весе. Я не вставала на весы, но видела, как округлились щеки.

Когда дни стали прохладнее и по ночам стали дуть ветра Санта-Аны, я иногда сидела у очага на улице. Думаю, я была первой, кто развел в нем огонь. Но вскоре от него стало пахнуть теплым костром. И если я закрывала глаза достаточно надолго, то мне удавалось убедить себя, что я в обычном отпуске.

Сьюзен, как правило, бывала рядом со мной, проводя со мной ее собственную версию курса реабилитации вдовы. Иногда она начинала плакать, но всегда себя останавливала. Я не сомневалась, что по ночам, в кровати, оставшись одна, свекровь давала себе волю. Время от времени, когда я пыталась уснуть, я слышала ее рыдания в другой стороне дома. Я никогда не заходила в ее спальню и не упоминала об этом на другое утро. Ей нравилось быть наедине со своей болью и не хотелось ею делиться. В течение дня Сьюзен была рядом со мной и помогала мне восстанавливаться. Пусть несовершенная, но ее система хорошо работала для нее. Она могла быть собранной и деятельной, когда это требовалось, и, по-своему, она была в ладу со своими чувствами. Пожалуй, я училась у лучшего учителя, потому что мне стало немного лучше.