Книга Пять ночей. Вампирские рассказки, страница 19 – Николаос

Я, кажется, начинал уставать и злиться. Они переглянулись.

— Будьте реалистом, Уильям.

— Да уж, глупый вопрос. Вы ведь только и думаете о справедливости по отношению к нам…

А чего я ждал, собственно? Просто не думал услышать это так прямо.

— Поверьте, Уильям, — сказала Джиа, — в нас может бросить камень лишь тот, кто никогда не думал о личной выгоде в ущерб другому. Помните: разные вселенные, и в то же время одна и та же.

Черт бы их побрал, с ними не поспоришь.

— К тому же, — Калеб как-то странно улыбнулся, — это хорошая приманка.

— Приманка?

— Да. Приманка. Знаете, есть такой цветок — раффлезия Арнольди?

— Слышал. — Я поморщился. — Громадная смердящая дрянь.

— Это как для кого. А вот насекомым и мелким зверушкам очень нравится. Так нравится, что они отдают ей свою жизнь, и все это устроила безупречная, непогрешимая матушка-природа.

Мне стало тошно.

— Есть теория, что мы играем на вашей естественной тяге к совершенству и к смерти. Вы без ума от того, что видите, и умираете за это. Охотно умираете, надо сказать. Или же просто подпускаете достаточно близко… чтобы цветок безвозвратно поглотил вас. Такова цена прекрасного.

Мое терпение со звоном лопнуло. Я просто встал и ушел, подавляя в себе горячее желание позвонить Джейсону или собственноручно взорвать этот дом к чертям собачьим.

Спокойно, Уильям, это лишь начало. Когда скучно и нечем занять неограниченное время, всегда тянет пофилософствовать, а тут свободные уши. Но если они сами помогают тебе копать им могилу, то оно и к лучшему.

Конец записи.

* * *

ЗАПИСЬ 8. Не вел записи несколько дней. Ловлю себя на мысли, что уже не так спешу смыться отсюда при первой возможности. Здесь действительно уютно… несмотря на компанию.

Я сидел в комнате, переделанной под бар, и мрачно жевал заказанную пиццу совершенно без аппетита. Ел и думал, что моя идея, возможно, не так хороша, как казалась в теории.

— Зачем вы это едите, дорогой Уильям? — спросил Калеб. Джиа вошла следом и теперь поливала комнатные растения, развешанные по углам. — От такой пищи можно умереть.

Я проглотил «дорогого Уильяма» вместе с куском пепперони и только огрызнулся:

— А вам что?

— Как это что? Ведь наша жизнь теперь зависит от вашей. Чтобы нас не растерзали мародеры, вам просто необходимо нормально питаться. А то вдруг вы отравитесь, и Первый свалит все на нас.

Да, кажется, у него, в отличие от меня, было хорошее настроение.

— Угу, — буркнул я, — вы-то, конечно, знаете, что есть, чтобы не умереть…

— Это не рискну предлагать. Но если хотите, Джиа что-нибудь вам приготовит.

У меня кусок пиццы поперек горла стал. Джиа только улыбалась, как Мона Лиза, и продолжала поливку цветов.

— Что приготовит? Протеиновый коктейль?

— Зря вы так, — Калеб сел напротив меня, что совсем не улучшало мне аппетит. — Джиа умеет готовить форшмак и еврейский салат.

— Рудименты прошлого?

— Да нет, научил один приятель. У него такое хобби — когда расслабляется, готовит блюда национальной кухни, а потом скармливает бомжам.

— Откармливает? — спросил я ехидно.

— Что вы, — сказала Джиа, — он бомжей не ест. Брезгует. Ну так что, приготовить вам чего-нибудь? Только не салат, пожалуйста, у меня от чеснока расстройство сна.

Внезапно я почти отшвырнул пиццу, потом медленно отодвинул стул и вышел в другую комнату. Но если я думал, что они оставят меня в покое, то зря.

— Что случилось? — Голос у Джиа был встревоженный, будто ее это и вправду интересовало.

— Сам бы хотел знать, — сказал я с тихой злостью. — Не понимаю, почему вы так… покладисты. Не пытаетесь от меня избавиться. Носитесь со мной как с дорогим гостем, Уильям то, Уильям се! Не знаете, в какой угол посадить! Поистине ангельское терпение, как для парочки монстров.

— Ну во-первых, откуда вы знаете, что мы не думаем, как от вас избавиться? Во-вторых — таковы были ваши же условия, если помните. А в-третьих — вы нам не мешаете.

— И не раздражаю?

— Пока нет, — ответил Калеб спокойно.

— Хотите, чтобы я поверил?

— Уильям, ваша беда в том, что вы судите о других по себе и себе подобным.

Он стоял передо мной, а я смотрел в его глаза и искал там подвох. То, что я ничего не находил, к сожалению, ни о чем не говорило.

— И что, если я ударю по одной щеке, вы подставите другую?

Калеб едва заметно улыбнулся.

— Попробуйте.

— Я не буквально сказал.

— Неважно, это хорошая идея. Сделайте это и узнаете.

Мне отчего-то стало моторошно. Джиа стояла неподалеку и молчала.

— Я не хочу вас трогать, я здесь не за этим.

— Вы меня боитесь? — Калеб подошел еще ближе. — Но ведь у вас такие сильные тылы. Они ведь сильные?

— Я не боюсь вас.

— Тогда сделайте это, и мы все узнаем, что произойдет. То ли вы уверены в своей защите… то ли не совсем. Если вы действительно так сильно боитесь нас — то нам хотелось бы это знать. Если вы не уверены в себе, ваши друзья и близкие могут погибнуть. Вы ведь не подвергли бы их такой опасности попусту?

— Нет, — сказал я, — разумеется, нет. Просто я не хочу вас трогать и все.

— Конечно, вы можете ударить Джиа, если хотите.

Я вздрогнул даже от подобной мысли.

— Вы в своем уме?

— А почему нет? Вы же не считаете ее женщиной — в классическом смысле. Вы ее даже человеком не считаете, так почему нет?

Я взглянул на Джиа краем глаза, будто ища поддержки, но не нашел ее.

— Вы боитесь нас, Уильям?

У него были странные глаза — темнее, чем молочный шоколад, но светлее, чем черный. Каждый взмах ресниц чертил лицо тенью. Тонкая цепочка выглядывала из-под рубашки, и я рассмотрел, что на ней висело. Крест. Не распятие, а гладкий крестик из белого золота, слегка утолщающийся к концам наподобие мальтийского. Но все равно — в самом страшном сне я не предполагал увидеть вампира с крестом на шее.

У меня все мысли в голове исчезли, и убей меня Бог, если я знал, как поступить правильно.

Внезапно выражение его лица стало почти жестоким. Почти — потому что это было похоже на иллюзию, будто я видел в перспективе — то, что произойдет, если на миллиметр сместить черты этого бесстрастия. Калеб сделал еще шаг в мою сторону, и тогда я его ударил. Скорее, это был жест отчаяния, продиктованный больше паникой, чем здравым умом. Я должен был врезать ему в челюсть, будто вышел из себя, а вместо этого дал пощечину, словно он меня оскорбил. Но это было не так. Он меня просто очень сильно напугал.