Онлайн книга «Сказка сказок, или Забава для малых ребят»
|
я, точно мумия, застыл от удивленья: все что ни скажешь, каждое суждение звенит подобно тысяче эскудо! Его достойны бронза и гранит, ибо, как мыслю, наравне стоит с сим древним изречением премудрых: «На женщину, как на каштан, смотри: снаружи блеск, а все гнилье — внутри!» ЯКОВУЧЧО Теперь идем к купцу, что заключает за сделкой сделку, что страхует корабли, клиентов ищет в четырех концах земли, сплетает, интригует, надувает. Таможенника без стыда подкупит, но ни гроша в расчетах не уступит. Полны подвалы; золотых полна казна, будто канава сточная — говна. Дом рядит, как невесту под венец, роскошествует, подражая графу, шелками шелестит и позументом, заводит слуг, заводит содержанок, всеобщей завистью безмерной окружен. Но горе, если в чашечке его проверим: увидим, что его богатство — воздух, его везение изменчиво, как дым, удача — точно замок из песка, что от ветров и волн не устоит! Наружность хоть куда издалека; а ближе видишь: это глаз тебя блазнит. Пусть золото ему рекою катит глубокой — лошади пройти по грудь; одной ошибки малой хватит, чтоб разом все вверх дном перевернуть. ФАБЬЕЛЛО Я тысячу тебе сочту таких, что разорили семьи в прах, все их богатство за какой-то миг — пшик! И ушли, оставив в дураках толпу наследников, промолвив на прощанье: «Кастрюли полны, ешьте! Пусто… завещанье!» ЯКОВУЧЧО А вот у нас влюбленный кавалер: он почитает счастием часы, что проведет на службе у Амура, всласть ему — жженье пламени и цепи, и драгоценной кажется стрела, пронзившая его из-за красотки. Он говорит об изнурении, о смерти, но муки свои радостью зовет, безумства и терзанья ревности — утехой, и кажется, что ярость и страданье ему приятны; но еда — не веселит, и сон ему — не в отдых: он и спит вполглаза, и ест, не замечая, что перед ним стоит. Наград не получая, он бдит на карауле близ дверей любимой. И хотя не архитектор, в мечтах рисует, строит в воздухе дворцы. Не будучи палач, он непрестанно терзает, как на пытке, жизнь свою. При этом он ликует и цветет, и, кажется, тем больше расцветает, чем глубже та стрела его пронзает; тем больше он играет и поет, чем больше его пламя распаляет; и почитает жребием блаженства на земле болтаться в этой чувственной петле! Но ты его раствором пробным сбрызни, и ощутишь безумия пожар, как род чахотки, сокращенье жизни, положенной под лезвие ножа. Страх и надежда душу разделили; сомненья? подозрения? — что злее? Он, точно кошка дядюшки Василе [164], то завывает, то мурчит и млеет. Чур нас — все эти изнуренья и блужданья, речей прерывистое бормотанье, потерянность, где каждое мгновенье пасется ум в лугах воображенья, где сердце в клочья порвано, как тряпка, лицо отсутствующее в бронзу отлито, в груди пожар, а душу ознобило. И даже если он, как солнце с высоты, растопит лед своей сияющею силой, растают вскоре и его мечты. Ведь чем предмет любви бывает ближе, тем далее влюбленность улетает: едва лишь сладости ее вкусивши, он уж раскаиваться горько начинает. ФАБЬЕЛЛО Ох, горе бедному душой и плотью, попавшему в капкан любви проклятый. Слепец [165] жестокий радости дает щепотью, а муки щедро меряет лопатой! ЯКОВУЧЧО А вот поэт несчастный: он, что твой фонтан, октавы льет и плещется сонетом, переводя бумагу и чернила, он сушит мозг, трет локти, губит дни — только затем, чтоб глупая толпа сочла его оракулом для мира. Он ходит как безумьем одержим, он безутешен, худ от истощенья, обдумывая замыслы поэм, плетущихся в его воображенье, средь улицы вещает сам с собою, нанизывает новые сравненья без конца: «глаза, как города, ресничных стен в зубцах», «цветов поток бурлящий над листвою», «о волны, что так погребально воют!», «скользящих грез одушевленные пиропы», «о иномирность, о пребеспредельный дар!» Но помещенный в чашечку для пробы, плеснешь, и — пшик! рассеется, как пар. «Ах, что за стих!» — за пару глупых слов он рад служить хоть до последних дней; «Ах, что за мадригал!» — растаять уж готов. Чем толще вороха исписанных листов, тем тоньше талия и ребра тем видней… Тех славит, кто ни в грош его не ставит. Тех возвышает, кто ему грозит. Тем памятник навеки воздвигает кто полчаса ему не уделит. Ночей бессонных вдохновения лелеет для тех, кто фиги вяленой ему жалеет! |