Онлайн книга «Одесский листок сообщает »
|
Лыков простил своего помощника. Он помнил, как сам мыкался в молодые годы без денег. И взятки брал в Нижнем Новгороде, всякое бывало… Алексей Николаевич поделился с Сергеем наблюдением, что хорошая драка помогает избавиться от мигрени. Они посмеялись – и замяли неловкую ситуацию. В условленное время Спиридон привел своего товарища Николая Кондогеорги по кличке Горобчик. Тот оказался жилистым, загорелым и веселым. – Здравияжелаювашиблагородия! – гаркнул гость. – Имею честь и вообще! – Садись, – скомандовал Лыков. – Тебе объяснили, в чем дело? – Так точно! Когда мы, значит, гамыры нажрались, как бабируссы… [69] Тогда разговор, значит, и возник. Про минные ловушки. И Спиря показал мне листки. Мы, значит, оценили их по-нашему, по-гречески. Ну как два бывалых шмуглера. Помню, что два прохода на плане было всего. И мы, значит, решили, что этого не хватит. Ведь в Одесском порту шесть гаваней. Что им, по три на проход делиться? Пока суда в очереди стоят, тута их всех и накроют. Согласованным артиллерийским огнем… – Ишь стратег выискался… – нахмурился коллежский советник. – Тебя забыли спросить, когда план составляли. – А что? Я в море как у себя дома! – Дальше что было? – Ничего. Захрапели мы, а наутро, значит, в те бумажки тарань завернули. – Да, Алексей Николаевич, в копии нескольких листов не хватает, – подтвердил Сергей. – Я кое-что на кухне нашел, там и правда тарань лежит. – И я об том, – завершил свой рассказ Горобчик. – А немцы бумагами теми не интересовались? – с умыслом спросил его Лыков. – Немцы? Не. Они моря боятся. Им бы землю уродовать, в этом они мастаки. А моря дрейфят. Зачем им те бумаги? Было ясно, что здесь сыщикам ловить нечего. – Иди домой и никому о нашем разговоре ни слова, – приказал коллежский советник. – Слушаюсь! Кондогеорги удалился, а Фанариоти остался. Как только дверь за приятелем закрылась, он сказал: – Я вспомнил. Всю голову сломал, а вспомнил. – Что именно? – А вы, ваше высокоблагородие, что мне приказали? Думать, не было ли чего подозрительного в то время, когда наш батальон глубины промерял. – И? – Был один случай, который меня тогда озадачил. Да я решил, что не моего ума дело, и рукой махнул. А сей секунд думаю: подозрительно. – Ты о чем? Переходи к сути. – Подозрительно себя вел батальонный адъютант. Лыков сел напротив грека, внимательно поглядел на него: – Рассказывай. Как зовут адъютанта? – Штабс-капитан Пилипенко Алексей Яковлевич. – И что тебе показалось странным или подозрительным? – Когда я переписывал доклад, он своей властью снял с него подзаголовок «Секретно». Сыщики встрепенулись. – А раньше этот подзаголовок имелся? – Имелся, когда все оформлялось в черновиках. Обороты копий нельзя было использовать, Рыжак за этим следил, отбирал их у меня и сжигал. Все исходные данные запирались в несгораемый шкап. Листы нумеровались по порядку, утром я их брал, а вечером сдавал под роспись. Не дай бог, какого-нибудь номера не окажется – Рыжак заставлял искать хоть до утра. – А Пилипенко секретность отменил? – Так точно. Пришел однажды и объявил, что получил указание из окружного инженерного управления. Доклад-де не секретный и вообще нас не касается, только флота. А мы сухопутные, для нас это вроде отхожего промысла. Так и сказал. С тех пор бумаги где только не валялись… Это была важная новость. Во-первых, получалось, что грек скопировал без ведома начальства обычный документ, а не секретный. Тоже незаконно, но это совсем другой расклад. Во-вторых, батальонный адъютант своей властью, да еще и устным распоряжением изменил статус доклада. А на каком основании? Кто в окружном инженерном управлении дал ему такое указание? – Теперь скажи пару слов за адъютанта, – потребовал Азвестопуло. Спиридон смутился: – На донос похоже… – Ты насыпь, а там видно будет. – Хм… Пилипенко, я слышал, из Одессы уехал. Хочет в Петербурге в академию поступать. – И что? – продолжил наседать грек. – Не знаю, как его начальство отпустило, – вздохнул бывший ефрейтор. – Он же игрок. – Игрок? Карточный? – Так точно. – И много долгов накопил штабс-капитан Пилипенко? – сразу поставил вопрос ребром Алексей Николаевич. – Про то надо спрашивать у Амбатьелло, – ответил контрабандист. – У какого? У владельца ресторана на Нежинской? – Ага. Сыщики придвинулись к нему: – И что, там мельница? [70] – Еще какая! Лучшая в городе. – Давай рассказывай, чего мы из тебя каждое слово клещами вытягиваем! И про Пилипенко, и про Амбатьелло… – Значит, так. Алексей Яковлевич, будучи уже батальонным адъютантом, стал часто захаживать на Нежинскую. И поутру являлся на службу сильно не в духе. Потом, слышно, начал занимать в долг у других офицеров. Несколько сот рублей занял, если все сложить. А отдавать из чего? Жалованье куцее. Я сам слыхал, как полковник Набоков выговаривал Пилипенко. Кончай, мол, ты это дело, до добра оно тебя не до ведет. – И что? – То, что начальник батальона запретил офицерам давать штабс-капитану в долг. – Вот как, – переглянулись сыщики. – И что дальше было? – Дальше случился у него декохт [71]. Потеряв кредит у товарищей, адъютант пошел к тому же Амбатьелло, – сообщил Фанариоти. – Что еще ему оставалось? – Ну-ну… – Ресторатор тот – натура жадная и нечистоплотная. Мельница ему больше дохода дает, чем само заведение. И он обобрал многих… Я еще знаю с полдюжины. И все они военные. Рассказ контрабандиста становился все интереснее. Офицер, попавший в зависимость из-за карточных долгов, – легкая добыча для шантажистов. – Кто именно угодил в сети, строевые или штабные? – Больше штабных. Начальник отчетного отделения Фингергут, старший адъютант штаба Восьмого армейского корпуса капитан Фуголь, начальник штаба Пятой саперной бригады подполковник Драгослав-Надточинский… И другие есть. Даже командующий Четвертым полевым жандармским дивизионом полковник Папалазарь у них в руках. |