Книга Вероника Спидвелл. Опасное предприятие, страница 58 – Деанна Рэйборн

– Тогда до встречи, мисс Спидвелл.

– Милорд.

Стокер не сказал ни слова до тех пор, пока мы не вышли на улицу. Как только я появилась, он развернулся и пошел быстрым шагом, стремительно отмеряя землю своими длинными ногами. Я даже не пыталась идти с ним в ногу. Он очевидно был в дурном настроении, а я, конечно, могла и сама добраться до дома.

Но Стокер был слишком хорошо воспитан, чтобы так поступить, и к концу квартала притормозил и подстроился под мой шаг.

– Не нужно мне было отсылать экипаж Боклерков. Следующая улица – Оксфорд-стрит, там нам несложно будет найти кэб.

– А после нее уже и Мэрилебон. Сегодня приятная ночь. Давай пройдемся.

Он коротко кивнул, и мы перешли на другую сторону улицы, миновали яркие огни и оживленность Оксфорд-стрит и углубились в более тихий район, Мэрилебон.

– Мне было очень интересно узнать, что Майлз Рамсфорт нуждался в деньгах, – сказала я ему. – Тебя это наводит на какие-нибудь мысли?

Он был не расположен к беседе, но его живой и любопытный ум не мог устоять перед таким искушением.

– Конечно, – коротко ответил он. – Шантаж.

– Именно. Если Майлз Рамсфорт использовал этот журнал для того, чтобы кого-то шантажировать, этим людям было бы на руку, чтобы его повесили за преступление, которого он не совершал.

– Тогда Артемизия могла быть не истинной жертвой, а лишь пешкой в их игре, – добавил он.

– Вероятно. И это придает делу совсем иной оборот.

– Объясни, что ты имеешь в виду, – сказал он, взяв меня под локоть, чтобы помочь обойти лужу.

– Убить ее в момент горячности – это преступление на почве страсти, отчаяния, гнева или ревности. Но чтобы хладнокровно убить ее и ждать, что Майлза повесят, – для этого нужна потрясающая расчетливость.

– И тогда мы имеем огромное число подозреваемых, чьи имена были в той книге, – простонал он.

Я прокляла судьбу за то, что мы упустили журнал.

– Думаю, нет никакой надежды вернуть его, даже если мы снова поедем туда и попробуем его отыскать? – я спрашивала с надеждой, но уже и сама понимала тщетность этой мысли.

– У сторожа было предостаточно времени для того, чтобы самому отыскать его.

– Проклятье, – пробормотала я.

– Вот именно. Теперь нужно попробовать пойти другим путем, – сказал он. Мы замолчали и просто шли рядом через Мэрилебон к Бишопс-Фолли.

– А ты был очень удивлен? – рискнула спросить у него я. – Тем, что рассказал твой брат об увеселениях в гроте: оргиях, кнутах и прочем? Как думаешь, бывали ли там мужчины с мужчинами, а женщины с женщинами?

– Вероника, мы не обязаны это обсуждать.

Его профиль казался очень упрямым, а шаги – решительными. Я ласково посмотрела на него.

– Ты в некотором недоумении? Рада буду тебя просветить. Смотри, когда мужчины предпочитают компанию других мужчин…

– Ради всего святого, Вероника. Я знаю про теток. Господи, я же провел несколько лет на флоте.

– Теток? У тебя их было так много, что тебе пришлось придумать для них специальное название? – спросила я.

Он потер глаза рукой.

– Так их все и называют.

– Звучит довольно оскорбительно, – заметила я.

– Это наименьшее из зол, – возразил он. – Тебе больше нравятся «содомиты»?

– Не особенно. Это слово сразу отсылает к библейской истории, а ты же знаешь, я не люблю навязанную религиозность, – напомнила я ему.

Он покорно вздохнул.

– На флоте были такие люди, – сказал он мне. – Мы это не обсуждали. За это больше не грозит повешение, но все-таки можно получить десять лет тюрьмы. В некоторых континентальных странах ситуация другая – подобными вещами занимаются открыто, но на флоте ее величества всегда сохраняется маска благопристойности.

– То есть все совершается под прикрытием и покровом ночи? – предположила я.

– Именно. Во время долгого плавания люди начинают вести себя совсем не так, как на суше.

– Но ведь бывают такие парни, которые всегда предпочитают мужчин, – напомнила я ему. – Ужасное лицемерие – сажать их в тюрьму за безобидное, но неприличное мужеложство, в то время как в угольных шахтах по-прежнему голодают дети.

Я наклонила голову.

– Стокер, а пока ты был в море, ты когда-нибудь…

– Да, раз в день, по воскресеньям – дважды.

Я уставилась на него, открыв рот от изумления, а он разразился смехом – это случалось с ним так редко, что я не сразу поняла, что это за звук.

– Господи, ну и лицо у тебя, – выдавил он, утирая слезы.

Я поджала губы.

– Уверяю тебя, меня больше удивила твоя искренность, чем признание, что ты практиковал любовное искусство с представителями своего пола.

Он успокоился, но в глазах все еще плясали веселые огоньки.

– Нет, Вероника, такого не было. И я не лез в дела тех, кто этим занимался. Да и сейчас не лезу. Мне не очень нравится твоя привычка совать свой нос в чужие спальни, – добавил он с напускной суровостью.

Я пожала плечами.

– Но именно там обычно хранятся самые интересные секреты.

Он вскинул голову.

– Ну хорошо, раз уж мы принялись заглядывать в будуары к разным людям: ты когда-нибудь пробовала сапфические удовольствия?

– Что за вопрос! – воскликнула я.

– Это был выстрел из пушки по воробьям, – ответил он, слегка закашлявшись, – но вижу, ты покраснела. Наши друзья-художники назвали бы этот цвет cuisse de nymphe èmue.

– Цвет бедра возбужденной нимфы? – уточнила я голосом, не очень похожим на мой обычный.

– Да, – сказал он, явно наслаждаясь этим моментом. – Очевидно, имеется в виду тот нежно-розовый цвет, который приобретает кожа женщины в момент наивысшего сексуального возбуждения. Но вернемся к теме нашего разговора – позволь заметить, что ты так и не ответила на мой вопрос.

Он скрестил руки на груди и стал ждать ответа; в его глазах блестел зловещий огонек.

Я коротко кивнула.

– Ну хорошо. Была одна история с пастушкой на Сардинии. Очень миловидной: пухлые губы, глаза темные, как терн. Я поцеловала ее, вот и все – да и то исключительно из научного интереса.

– Научного интереса? Что это значит? – спросил он.

– До этого я была в постели с ее братом-близнецом, и мне стало интересно, одинаково они целуются или нет.

Я взяла его за подбородок и чуть подтолкнула вверх.