Книга Деньги на ветер, страница 46 – Эдриан Маккинти

— Чаевые такие: заткнись и берись за работу.

— У меня рабочей одежды нет.

— Забудь о ней. Иди давай и лучше пошевеливайся, ты и так на час опаздываешь. Да, и завязывай мешки с мусором хорошенько, а то на тебя уже жалуются, — сказал он, передавая мне кольцо с ключами — к ним были прикреплены бирки с кодами отключения сигнализации.

— Завязывать мешки для мусора, — пробормотала я.

— Ты что-то сказала?

— Сказала, что ты и в самом деле урод, Эстебан. Хуже шерифа. Из своих сок жмешь.

Он сжал кулак и угрожающе произнес:

— Выбирай выражения, Мария. В Мексику захотела? Это легко. Один звонок по телефону — и готово. Перед тобой здесь открыты большие возможности, не профукай их.

Я кивнула и опустила глаза.

— Посмотри на меня, — велел он.

Мы встретились взглядами. Он зевнул и проговорил примирительным тоном:

— Слушай, ты мне здорово помогла сегодня. Есть в тебе что-то… Ты человек ответственный. Мне это нравится. Вот что я тебе скажу: мы с Родриго поедем в Денвер продавать лед, а ты можешь взять эту машину. На работу, в автосервис, еще в пару мест для меня съездишь.

— Спасибо.

— Пожалуйста.

Я стояла, отводя глаза в сторону.

— Чего ты еще ждешь? Закрывай рот, поднимайся на гору, нам больше жалобы не нужны.

— Ладно.

Он поднял стекло и уже было поехал, но вдруг взвизгнули тормоза и «ренджровер» резко затормозил.

— Эй, Мария, погоди-ка, — сказал Эстебан.

Я стояла на обочине, а он возился с чем-то на переднем сиденье. Мимо, в гору, направляясь к дому Круза, проехал длиннющий лимузин. Кто сидел внутри, мне рассмотреть не удалось, стекла были тонированные, как у машины Jefe.

— Подойди сюда, Мария, — позвал Эстебан. Он дал мне три маленьких пакетика с белым порошком.

— Это еще зачем? — спросила я.

Эстебан погладил бороду и ответил:

— А то не понимаешь! Номера двадцать два, двадцать четыре и тридцать по Олд-Боулдер-роуд. Это Рику Хансену, Юрию Аматову и Полу Юкилису. Запомнила?

— Что в пакетиках?

— Мет из Азии. Слушай, ты не волнуйся, свою долю получишь. Через пару дней, когда реализуем. Для того и еду в Денвер.

Он внимательно смотрел на меня. Я взяла пакетики и засунула в карман рюкзачка.

— Куда положить? Как у вас принято? — решила уточнить я.

— Не перепутай. Это важно. Уберешься и перед уходом положишь пакетик в аптечку на первом этаже.

— А что это такое?

— Маленький шкафчик с зеркалом на дверце, такой есть в каждом доме. Не вздумай с кем-нибудь поделиться, молчи, даже если спросят, просто положи пакетик в аптечку и уходи.

— У Хансена нет ванной на первом этаже.

Эстебан сплюнул.

— Ну так пошевели мозгами-то, твою мать! Значит, наверху. Если что будет не так, они мне позвонят! — раздраженно сказал он. — Все, хватит дерьмо в ступе толочь, отправляйся на работу.

Взвизгнули шины, оставив черный след на асфальте, и он уехал. Я смотрела вслед машине, думая о том, с какой скоростью он гоняет по этой дороге и может ли при этом различить в темноте человека или оленя.

Было холодно, я пошла вверх по склону к первому дому, в котором предстояло убираться.

Нашла ключ. Инструкции мне были даны до того подробные, что тут бы и идиот справился. Сначала позвонить, потом, если хозяев нет дома или они спят, можно открывать ключом. Полминуты на отключение сигнализации. Перед уходом снова включить.

Я позвонила у двери.

— Кто там? — спросил мистер Хансен по переговорному устройству.

— Уборщица.

— Мать твою! — проворчал Хансен.

Загудел зуммер, дверь открылась, но я не входила. Надо успокоиться. Эмоции разыгрались. Я устала, меня всю трясло от ярости.

Завела беседу сама с собой. Все нормально, детектив, это неизбежная часть рабочего процесса, так что нечего беспокоиться. Сегодня очень важный день. Ты нашла место. Место, о котором мечтала. Поэтому забудь свою ярость, забудь о наркотиках, забудь о ребятах-канадцах, забудь о деньгах, помни об озере.

Помни об озере.

Хансен, человек лет шестидесяти, подтянутый, красивый, высокий, страстный любитель лыж, был пьян. По словам Анжелы, в фильмах он играет роли докторов и юристов, а в телевизионных драмах иногда и отцов главных героинь, но не снимается в комедиях положений, тип не тот, не хватает живости. Хансен, видно, думал, если человек надирается к девяти часам утра, это добавляет ему обаяния, но тут он ошибался. Я опорожнила мусорные баки, подмела роскошные полы из твердых пород дерева, вычистила туалет, запустила посудомоечную машину, протерла повсюду пыль. Вошла с пылесосом в спальню: он все еще лежал в постели перед телевизором, переключая каналы.

Указал мне на стоявший рядом с кроватью френч-пресс со светло-желтой, уже остывшей мочой — видно, не смог до туалета доползти. Я вылила ее в унитаз в туалете, смежном со спальней.

— Да сотю е еде ме амии, — несколько раз повторил он.

Только уходя, я поняла, что он говорил: «Дам тебе сотню, если сделаешь мне руками».

Мет в сочетании с бухлом — комбинация смертельная, столь же опасная, как кокаин с героином. Поэтому, вопреки указанию Эстебана, я положила пакетик с девятью граммами льда за флаконы с шампунем на верхней полке в шкафчике в ванной, надеясь, что найти его он сможет, только основательно протрезвев.

Я заперла парадную дверь и пошла вверх по склону к следующему дому. Уборка в нем не должна была отнять много времени: дом принадлежал актеру по имени Бобби Мэнсон, который жил сейчас в Лос-Анджелесе и вряд ли мог появиться в Фэрвью этой зимой. Тут я протерла кое-где пыль и спустила воду в унитазах.

Следующий дом принадлежал богатой семье из Денвера, сюда приезжали только на выходные, сейчас он тоже пустовал. Тут имелся пылесос «дайсон», поэтому наводить порядок было одно удовольствие. Я протерла пыль, собрала в мешок мусор, убрала кровати и поела фруктов из холодильника. Апельсины, виноград. Киви я любовно надрезала, очистила и разделила на четвертушки. Мне пришло в голову, что владельцы, пожалуй, могли установить скрытую камеру, чтобы приглядывать за прислугой, но против американских фруктов я устоять не могла, это было восхитительного вкуса наваждение. Я собиралась похитить человека, поэтому мне было наплевать на обвинение в мелком воровстве.

Юрий Аматов, художник-постановщик — понятия не имею, что это такое, — худощавый лысый человек лет сорока, открыл в ту же минуту, как я позвонила. Взял меня за руку и провел в дом.

— Где? — спросил он.