Онлайн книга «Повиливая миром »
|
Тихий бронзовый папа Войтыла во дворе читает всю ту же книгу, покрываясь снегом, глубоким и чистым как сон младенца. – Простите, можно задать вам вопрос? Голос тихий, как снег, и интеллигентный как полное собрание всех сочинений. Девушка за конторкой Американского центра любезна до дрожи. Шелест страниц. Шелест клавиш. – Как вы знаете, наконец-то настал год Диккенса. Я не оборачиваюсь. У меня сейчас трудный период. Я ужинаю снотворным и завтракаю пустырником. Что мне Диккенс… – И что вы хотели бы узнать в этой связи? – Как это – что? Как вы намерены провести этот год? – В каком плане? – Как то есть – в каком плане? Год Диккенса! Все должно быть брошено на алтарь! – Простите, я пришла на беседу с носителем языка. – Великолепно, садитесь, через 10 минут он начнет. – Нет, простите. Я волнуюсь. – Не нужно волноваться! – Я очень плохо говорю по-английски, он будет на меня обижен. – Нет, что вы, он знает, что не все безупречно владеют, он к этому готов. – Вы не понимаете, я отвратительно говорю по-английски. Скажите, как мне ему сказать: «Можно войти?» – Вы уже вошли! – Да, правда. А тогда как мне сказать: «Можно мне уйти, мне неинтересно и неприятно вас слушать?» – Девушка, скажите, что мне здесь прочесть, чтобы выучить английский? Тут уж я оборачиваюсь. Плевать, что пустырник. Мужчина, лет сорока пяти, очки, прикрепленные к голове с помощью симпатичной бельевой резиночки, пиджак, галстук, валенки. Библиотека. Стеллажи, полки… Мужчина озирается. Взгляд такой… пытливый. Сейчас, думаю, начнется. Ну что б вы ответили? Что тут можно ответить? – Вам вот туда, за колонночкой, направо, – не задумываясь щебечет девушка, – там на верхней полочке словари. Начинайте с буквы А. Мужчина удовлетворенно идет за колонночку. Господи, как РЕДКО мне хватает времени на библиотеку… А ведь настолько эффективнее пустырника… * * * Утро. Нежное, как само дыхание весны, и трогательное, как слеза младенца. В общем, чтоб ему пусто было, половина седьмого. Московский дворик. Нет, выключите воображение. Никаких грачей, куполов и видов на Новодевичьи монастыри. Рублевка, панельный дом о двенадцати подъездов, выезд из двора один. В конце дома. В начале дома – тупик. Овальная площадка, наглухо забитая запаркованными машинами. Точнее, так: наглухо она была забита вчера, когда я приехала и втиснулась, прижав зеркала, между соплеменным Рено и ржавой Девяткой. Вчера было тесно. Сегодня положение стало безвыходным, потому что за ночь перпендикулярно нашему ряду машин последовательно встали «Газель», «Бэха» и «Лендровер». То есть встали – это сказано настолько мягко, что не передает сути дела. «Всунулись» – будет точнее, но и то мало… Знаете ли вы, как теперь паркуются москвичи? Теперь принято возить с собой в бардачке листок с номером своего телефона и класть его уходя под лобовое стекло, на «торпеду». Звони, разрулим. Я с кипой газет, компьютером, шалью, зонтиком и пачкой проверенных тестов появляюсь к середине спектакля. На арене «Газель» (сумрачный дядька лет 50 в клетчатом пиджаке и кепке), «Девятка» (мужчинка с глазами как вишни, небритым лицом и непередаваемым акцентом), и «Рено Флюэнс» в костюме и галстуке «с искрой». Отсутствуют «Бэха» и «Лендровер», из-за которых, собственно, никто из нас и не может покинуть двор и влиться в сердитую бодрую пробку на повороте на Кутузовский проспект. Мое появление вызывает всплеск надежды, но – увы. Я не «Бэха» и не «Ровер». Девятка рад бескорыстно: – Ай, какой жэнщына пришоль! – Я опаздываю на совещание! – сообщает «Флюэнс» в пустоту, нервно притопывая ножкой. – На совещание! – сплевывает на асфальт «Газель». – Люди вон на работу опаздывают! – У меня совет директоров, – горячится «Флюэнс». – Эээ, совет-шмовет, – вздыхает «Девятка», – зачем нэрвничаешь?! Из утренней дымки возникает «Бэха». В общем, «Бэха» как «Бэха». Адидас, барсетка. – Это чо? – спрашивает Бэха, обойдя Ровер, – Это какой пидо… Ой. Мадам. Прошу прощения. – Ничего-ничего, – вежливо отвечаю я. – Примерно такой же, как вы. – Не, ну я-то чо, я-то пришел! Этому звонили? – Трубку не берет, – вздыхает «Газель». – Иванываныч! Я попал в безвыходное положение! – кричит в мобильник «Флюэнс». – В положении он, – иронизирует «Газель». «Бэха» легонько бьет «Ровер» адидасом в колесо. – О-тё-тё-тё-тё-фить-фить-ууууу! – отвечает «Ровер». В доме раскрываются окна. – Я щас, сука, стулом кину, – сообщает пятый этаж. – Совсем уже охренели, без пятнадцати семь! – вторит третий. – Как без пятнадцати?! О Боже! – вопит «Флюэнс». – Кря-кря-кря-иууу-иууу-иууу! – выводит обиженный автомобиль. – Шоб вам повылазило! – рекомендуют со второго этажа. – Слышь, «Газель», – вздыхает «Бэха», – может его протаранить? А то вон училка на работу опаздывает. – А откуда вы знаете, что я училка? – Тетрадки вон в пакете и машина «Логан»… Кто ж вы, как не училка? – Это катастрофа! – визжит «Флюэнс». Двери подъезда распахиваются, и к нам, в шлепанцах на босу ногу, бежит хозяин «Ровера». На нем цветастые штаны по колено и толстовка с капюшоном. Краткая немая сцена наступает после нажатия кнопки сигнализации. – Как вы смеете! – взрывается после паузы «Флюэнс». – Шоб те повылазило, – настаивает второй этаж. – Ребята, – громко говорит «Ровер», – ребята! Я ночевал с такой женщиной!!! Ребята, вы не поверите!!! Женщина, даже вы не поверите! – Пааазвольте! – визжит «Флюэнс». – Слышь, – примирительно говорит «Бэха», – не ори. Вишь, парню свезло. Затор рассасывается. Выезжая на шоссе, мы сигналим друг другу на прощание. Все, кроме «Флюэнса». Ровер занимает его место и быстро бежит назад в подъезд. С запада на город наползает свинцовая гроза. Голова, набитая до краев грамматическими упражнениями, гудит навстречу грозе. |