Онлайн книга «Глиняный мост »
|
– Мистер Макэндрю, это Клэй Данбар. Макэндрю растянул губы в улыбке огородного пугала – но все же улыбке. – Что ж, – сказал он, – гуляйте, детки, сейчас можно. На будущий год… Тут его тон посуровел, и он кивнул на Клэя, глядя на Кэри. – На будущий год его ждет обрезка. Сухие ветки надо обрезать. Этого Клэй не забудет. Скачка в тот день была из группы два, называлась Плимутская. Для большинства лошадей скачка такого типа – серьезная работа. Для Матадора – только разминка. На него ставили два к одному. Его цвета были черный с золотом. Черный камзол. Золотой герб. Кэри с Клэем сидели на трибуне, и впервые за день она волновалась. Когда жокей сел в седло, она посмотрела вниз, в паддок, оттуда Пит показывал ей на седока – Пит стоял рядом с Макэндрю у ограды, они пробились сквозь толпу. Ворота распахнулись, Клэй смотрел в поле, а Макэндрю ломал руки. Глядя в пол, он спросил: – Где? Пит ответил: – Третий с конца. – Хорошо. Следующий вопрос: – Ведет? – Канзас-Сити. – Черт! Этот тормоз. Значит, не спешат. И тут его слова подтвердил комментатор: – Канзас-Сити отрывается от Полупустого-Стакана и на корпус опережает Синюю-Деревяшку… И снова Макэндрю: – Как он? – Бьется с ним. – Всадник херов! – Ничего, он справляется. – Ну все, полегче. На повороте можно было уже не волноваться. – Вперед. Выходит. Матадор! (Комментатор владел пунктуацией.) И в какие-то секунды Матадор вышел вперед. Ускорился, увеличивая отрыв. Жокей, Эррол Барнаби, сиял высоко над седлом. К облегчению старого Макэндрю. А потом кое-что сказал Пит, его цигарка уже превратилась в уголек: – Вы думаете, он готов на Куин? И Макэндрю поморщился и пошел прочь. Финальный аккорд, однако, сыграла Кэри. Она как-то успела поставить доллар и отдала выигрыш Клэю – успешно потраченный по пути домой. Два доллара и мелочь. Горячая картошка фри и горка соли. Как потом оказалось, это был последний сезон Матадора; он выиграл все, кроме тех скачек, которые имеют значение. Группы один. Во всех скачках Группы один ему пришлось состязаться с одной из лучших лошадей эпохи или даже истории. Это была крупная, темная и статная кобыла, и вся страна ее любила. Ее называли всевозможными эпитетами и сравнивали со многими: от Кингстон-Тауна до Лонро. От Блэк Кэвьяр до Фар Лэпа. Домашнее имя у нее было Джеки. А на скачках она именовалась Дамой Червей. Конечно, Матадор был выдающимся конем, но его сравнивали с другим жеребцом: могучим гнедым по кличке Хэй Лист, который неизменно проигрывал Блэк Кэвьер. Но у Энниса Макэндрю и у владельца Матадора выбора не было: приходилось выставлять. Скачек Группы один на эту дистанцию не так много, и каждый раз там окажется Дама Червей. Ее тоже никто не побеждал и не мог победить. Она обходила остальных на шесть или семь корпусов – на два, если ей давали немного сбавить перед финишем. Матадора она опережала лишь на корпус, а один раз – всего на полголовы. Цвета ее были, как у игральной карты: белый с черным и красным сердцем. Вблизи Матадор рядом с ней казался мальчишкой, в лучшем случае нескладным юношей; масти она была самой темной из гнедых, какую лишь можно вообразить: ее легко было принять за вороную. По телевизору показывали ее крупным планом в стартовом боксе. Дама Червей возвышалась над другими лошадьми. Неизменно настороженная и внимательная. Потом прыжок – и она уже далеко. На скачках Ти-Джей Смита, осенью, они состязались второй раз. Казалось, что Матадор ее все-таки обойдет. Жокей дал ему вырваться еще задолго до поворота, и отрыв казался непреодолимым. Но Дама Червей его покрыла одним махом. В пять или шесть гигантских скачков она вышла вперед и шла первой. Потом в конюшнях стойло номер четырнадцать окружила огромная толпа. Где-то там, внутри, была Джеки, Дама Червей. У стойла сорок два болталось лишь несколько забредших любителей и Пит Симмс с Кэри. И Клэй. Кэри гладила Матадора по белой отметине. – Здорово скакал, малыш. Пит подтвердил. – Я думал, он ее сделал, – но это такая лошадь… На середине, где-то возле стойла двадцать восемь, пожали руки два тренера. Беседуя, они не смотрели друг на друга. Клэю, неведомо почему, понравился этот момент. Понравился больше, чем скачка. В середине зимы Матадор получил передышку после очередного проигрыша своей заклятой врагине, на сей раз – полного разгрома: отстал на полных четыре корпуса. Он лишь едва опередил основную группу. Кэри с Клэем смотрели скачку по телевизору в «Голых руках», где шла прямая трансляция. Скачка проходила в Куинсленде. – Бедный старик Уолли, – вздохнула Кэри, а затем окликнула бармена, парня по имени Скотти Билс: – Слушай, как насчет пивка с горя? – С горя? Он ухмыльнулся. – Она же выиграла! Ну и к тому же ты несовершеннолетняя. Кэри возмутилась. Не вторым замечанием, а первым. – Ладно, Клэй, пошли. Бармен между тем посмотрел на девушку, потом на Клэя; и Скотти Билс, и Клэй стали старше, и Скотт не мог вспомнить его, но каким-то образом, он не сомневался, они были знакомы. Они уже почти вышли за дверь, когда Скотти наконец вспомнил. – Эй! – крикнул он. – Это же ты: ты один из них – несколько лет назад – да ведь? И первой заговорила Кэри: – Один из кого? – Семь пинт! – крикнул Скотти, и его волосы как будто исчезли. Клэй вернулся к стойке и сказал: – Ей понравилось пиво. И что я вам говорил? Кэри Новак умела разговорить, хотя с Клэем ей пришлось повозиться больше, чем с кем-либо. За дверью, он привалился к стене «Голых рук», и она привалилась рядом с ним. Так что они касались друг друга плечами. – Семь пинт? О чем это он говорил? Рука Клэя отправилась в карман. – А почему, – продолжала Кэри, – всегда, если тебе неловко, ты тянешься к той штуке, которую носишь в кармане? |