Книга Падшие боги, страница 39 – Антон Грановский

– Дяденька Осьмий, а отчего все мои беды?

– Ты правда хочешь это знать или опять куражишься? – прищурился старик.

– Правда хочу.

– Что ж, тогда отвечу. Ты одержим своими хотениями. Не откажешься от них, ничего не получишь, окромя пинков и тумаков. А откажешься – мудрость обретешь и все невзгоды станут тебе нипочем.

– Так же, как тебе? – уточнил Васька.

Осьмий усмехнулся и кивнул:

– Так же, как мне.

– Гм… – Васька сдвинул брови. – Ты говорил, что человек для любви создан. А что делать безродному горемыке, когда его никто не любит?

– Ты это про себя говоришь, что ли?

– Про себя, дядя Осьмий.

– Я так и понял. А что ты сделал, чтобы тебя любили-то? Сам ты кого полюбил?

Васька сердито шмыгнул носом.

– А за что мне их любить?

– А им тебя за что? – спросил в ответ Осьмий. – За то, что ты такой хороший? А откуда им знать, что ты хороший, когда ты подличаешь да воруешь?

– И правда, – выдохнул Васька, пораженный столь простой истиной. – А я о том и не думал.

– То-то и оно, что не думал, – улыбнулся старик. – Люди слова доброго страждут, а получают одно токмо насилие. А насилием мил не будешь. Знаешь, как Иисус сказал? «Ежели меня по правой щеке ударят, я им левую поставлю». Вот!

– А как же с нечистью воевать, если насильничать нельзя?

– Надеющийся на Господа не имеет надобности в копьях да мечах, – невозмутимо ответил Осьмий. – Тот, у кого есть вера, может гору поднять и в другое место переставить. Одной токмо верой.

Какое-то время ехали молча. Осьмий все поглядывал на задумчивого Ваську. А потом не выдержал и заговорил первым:

– Ты Богу дорог, понимаешь? Именно ты, Васька Ольха, балбес и пройдоха. Бог – твой любящий отец. А раз он отец всем нам, то вот и получается, что все мы – братья.

– И ты мне брат? – спросил Васька.

– Да.

– И поручик княжий Путята?

– И он тоже.

– И Бекет газарский?

– И он.

– Чего же он тогда сгубить меня хотел?

– Потому что слеп. И никто глаза ему не открыл. В вере человек освобождается от греха, открывается навстречу другим людям, а не сидит в своей конуре на мешке с добром, будто Кащей зловонный.

– Нешто плохо быть богатым? – усомнился Васька Ольха.

– Богатство – враг души человеческой, – сказал на это Осьмий. – Оно питает шкурность, подчиняет душу временному, делает человека глухим к голосу Бога и нуждам людей. Потому-то богатому так трудно войти в Царство Небесное.

Васька некоторое время ехал молча, обдумывая слова старика. Потом вздохнул и сказал:

– Тяжелая у тебя вера, Осьмий.

– А истинная вера всегда тяжела, – с улыбкой ответил Осьмий. – Бог требует от человека усилий. Лежучи на печи и уплетая калачи, истину не добудешь.

Васька чуток подумал над словами старика, после чего нахмурился и проговорил:

– Ты сказал, чтобы я от греха освободился. А как же я от него освобожусь, ежель он в нутре моем, как клещ, сидит?

Осьмий улыбнулся – спокойно и открыто.

– А ты доверяй Богу, и он освободит тебя от суетности муравьиной и озабоченности клоповьей. Открой душу навстречу ветру и свету. Продуй затхлость в душе своей. В затхлости этой бесы гнездятся, как вши в колтуне.

– Это они внутри меня сидят? – ужаснулся Васька Ольха.

– Сидят да посмеиваются.

Васька шмыгнул носом.

– Дяденька Осьмий, – жалобно произнес он, – прошу тебя, как отца названного: посвяти меня в свою веру. Повесь мне на шею крестовину заговоренную. Очень уж мне страшно. Не могу я их видеть, упырей и оборотней этих.

Старик улыбнулся и мягко проговорил:

– Думаешь, тебе медный крестик поможет?

– Конечно, поможет! Тебе ведь помогает. Подари мне крестовину, дядя Осьмий. Я тебе по гроб жизни благодарен буду!

На переносице старика прорезалась строгая поперечная морщинка.

– Говорю тебе: не в кресте дело, – терпеливо сказал он. – Крест – всего лишь символ. Символ победы жизни над смертью. Вера чудеса творит. Вера, а не вещь земная!

– А ты дай мне для начала крестовину, а верить я потом научусь. Честное слово, научусь!

Осьмий вздохнул.

– Замучил ты меня совсем, отрок. Ну, хорошо. Дам я тебе крест. Но сперва покрещу водой. Гнать бы тебя, дурака, в шею, но возьму грех на душу.

– А когда крестишь-то? – нетерпеливо спросил Васька.

– Когда привал устроим.

– Спасибо, дяденька Осьмий! Век за тебя богов молить буду! – Васька довольно рассмеялся и пришпорил свою пегую лошаденку. – Но, пошла!

2

Вскоре остановились на привал. Спешившись, Громол объявил:

– Надобно собрать дров для костра. Кто вызовется?

Васька быстро отвернулся, чтобы не встретиться глазами с охотником. Но вместо охотника наткнулся на жесткий, испытующий взгляд старика Осьмия.

«Ну? – говорил этот взгляд. – Покажи, достоин ли ты любви людской и Божией!»

Делать нечего. Васька повернулся к охотнику, встал с бревна, на которое уже успел приземлиться, и уныло проговорил:

– Я пойду.

Громол покачал головой:

– Нет, ты лучше оставайся. Путята, может, ты?

– А чего тебе самому не сходить? – прищурил недобрые глаза княжий поручик.

– Хочу вперед пройти – поразведать, что и как.

– Может, по пути и дровишек насобираешь?

Громол нахмурился:

– Могу, но это будет слишком долго.

– Ладно вам ссориться, – примирительно вмешался Васька. – Говорю же, я пойду. А ты, Громол, во мне не сомневайся. Я в Гиблое место три раза добытчиком ходил. И един раз в одиночку от самой Гиблой чащобы возвращался. Уж дров-то как-нибудь насобираю.

Васька вздохнул и повернулся к лесу.

– Погоди, – окликнул его Глеб. – Вот возьми-ка!

Он протянул парню золотистый шарик.

– А чего это? – подозрительно спросил Васька.

– Как называется, не знаю. Но против оборотней и волколаков сработает. Только надо на пимпочку вот эту нажать.

– Вот на эту?

Глеб кивнул:

– Угу. Хочешь, с тобой пойду?

Васька насупился и покачал головой:

– Не надо. Сам справлюсь.

– Веревку возьми, – посоветовал Громол. – Легче будет дрова нести. И слишком много не собирай, мы не надолго.