Онлайн книга «Война демонов»
К исходу второй седмицы Рута озлилась. Перевернула на пол корзину с бельем и крикнула матери: – Пошто меня мучаешь? – Я тебя не мучаю, – отозвалась с кровати мать. – А как же белье? – А ты его брось. – Как это? – оторопела Рута. – Брось, и все. – А еству на что покупать? – Не надо нам никакой ествы. Лицо Руты вытянулось от изумления. – Как не надо? Нешто можно жить без ествы? – А зачем нам жить? – тихо спросила мать. Рута подумала и ответила: – Чтоб не помереть. Мать усмехнулась грустно и тихим голосом вопросила: – А чего плохого в смерти-то? Тогда Рута поняла, что мать сдурела. – Мне один богомолец иноземный рассказал, – продолжила блажить мать. – Сказал, что есть на небе Господь Иисус. И что всем, кто в него верит, после смерти хорошо будет. Я в Иисуса поверила и теперь жду, когда он меня к рукам своим приберет. Рута фыркнула: – Дура ты, мамка. Зачем иноземному богу на тебя тратиться, когда у тебя свои есть? – Иисус жалостлив, – возразила мать слабым, умильным голосом. – Он человеческую слезу издалека видит и сам той слезою умывается. Ни одна слезинка мимо него не пройдет – ни большая, ни малая. Так мне богомол сказывал. Рута снова озлилась. – И богомол твой дурак! – сердито выкрикнула она. – Сам-то небось окорока жрет да бражкой запивает! – Странник он, – безразличным голосом возразила мать. – Питается лишь тем, что бог пошлет. Иной день, кроме росной травинки, ничего во рту не держит. – Тем более дурак, – еще сердитей проговорила Рута. – Ты тоже так хочешь? – Я тебе все сказала, – тихо проговорила мать. – Добавить боле нечего. И она вновь отвернулась к стене. Рута несколько мгновений тупо смотрела на тощую спину матери, затем повернулась и так же тупо уставилась на опрокинутую корзину с бельем. «А что, если мать права? – думала Рута. – Что, ежели всех, кто в жизни настрадался, Иисус к себе забирает? Зачем же тогда так мучиться, зачем себя изводить? Опустить руки, лечь на кровать и подождать, пока Иисус придет…» Нет! Рута тряхнула русоволосой головой. Чепуха это! Коли б так было, на земле давно бы ни единого человечка не осталось. Все бы по кроватям разлеглись да стали бы спокойно смерти дожидаться. Рута повернулась к матери и сердито сказала: – Ну и лежи! А я помирать не собираюсь! И тебя, когда помрешь, хоронить не стану! Попрошу соседских мужиков в овраг тебя кинуть! – Кидай, – равнодушно откликнулась мать. – Мне все едино. И Рута продолжила тянуть свое ярмо. Правда, решила теперь брать на стирку поменьше белья. Какой от работы прок, коли она убивает? После разговора с матерью прошло три дня. И вот Рута снова на торжке. Стоит себе с подружками как ни в чем не бывало, семечки лузгает да прохожих зазывает. И вдруг беседа стихла, и все девки повернули головы в одну сторону. Рута тоже посмотрела. По торжку шли три витязя. Двое пожилые, а один молодой. Все трое – дружинники, но одеты не по-хлынски. И панцири другие, и мечи. Те, что пожилые, оба рослые и крепкие, как дубки. А молодой – тот еще выше. Сам стройный, статный. Белокурые локоны вьются, словно у девки, синие глаза блестят, а на щеках – алый румянец. – Какой красавчик, – с придыханием проговорила одна из девок-лоточниц. – Да уж, под такого кобелька любая сучка ляжет, – согласилась с ней другая. – И я бы легла, – заметила третья. – Только бы позвал. Девки засмеялись. Рута тоже улыбнулась, продолжая разглядывать белокурого парня. – А кто они? – спросила она подружек. – Свеи, – ответила самая знающая. – Из варяжьих земель. – Из варяжьих? – Угу. Смотри-ка, пожилые прошли, а этот к нам идет! Ну, девки, готовься! – Она срамным жестом поправила юбку и снова захихикала. Парень, отстав от своих спутников, шагал к лоточницам. Все ближе и ближе. И вот он остановился перед Рутой. Девки что-то говорили, но Рута их не слушала и не слышала. Она во все глаза таращилась на молодого воина. А он улыбнулся Руте и сказал: – Дай мне баранку, красавица! – Чегось? Ба… баранку? Девки засмеялись, а Рута, покраснев, сорвала с вязанки самую большую баранку и протянула ее ратнику: – Бери! Парень взял баранку и надкусил ее. – Вкусная, – похвалил он. – А плату за баранку возьмешь или ты их даром прохожим раздаешь? – Не раздаю. – Рута смутилась. – И плату возьму. – Сколько? Рута назвала цену. Парень расплатился, но от Руты и ее лотка не отошел. Стоял, жевал баранку и смотрел на нее своими синими глазами с длиннющими ресницами. Подружки зашушукались и захихикали, и Рута внезапно рассердилась. Чего ради ей смущаться да стыдиться? Подумаешь, парень. Мало, что ли, их вокруг кобелится? Подбодрив себя такими мыслями, Рута осмелела и спросила: – А ты правда свей? Парень чуть прищурил глаза и ответил спокойно: – Правда. Меня зовут Гудред. А тебя как? – Рутою, – ответила Рута и снова смутилась. – Откуда ты так хорошо знаешь наш язык, Гудред? Парень улыбнулся. – Я до десяти лет рос в семье ильменских словен. Потом меня разыскал отец и забрал к себе. – Вот оно что. А кто твой отец? – Тоже свей. Воин хольмгардского конунга. – Вот оно что. Подружки рядом снова зашептались и захихикали. Рута покраснела и опустила глаза, но Гудред, похоже, не обращал на их ужимки никакого внимания. – Я тоже служил у хольмгардского конунга, – сказал он. – А теперь пришел в ваше королевство наниматься на службу к конунгу Егре. Хочу, чтобы он взял меня в свой хирд. – Вот оно что, – снова глупо пробормотала Рута, не смея поднять на парня глаз. У нее отчего-то перехватило дыхание, а сердце забилось быстро, как пойманная в силки птичка. Рута сделала над собой усилие и взглянула Гудреду в лицо. – Ты отстанешь от своих спутников, – проговорила она. Парень беззаботно улыбнулся. – Сигурд и Харальд пошли в кружало. Я рассказал им, что русы готовят вкусный мед и хмельной сбитень, вот они и решили попробовать. – Смотри, как бы не перепробовали. Мед – питье опасное. Пока пьешь, голова ясная. А как встанешь, так и глаза пеленой заволочет, и ноги путаться станут. |