Книга Ноктэ, страница 30 – Кортни Коул

Я подавляю улыбку.

— Ты же знаешь, я недостаточно близко к краю, чтобы было о чём волноваться. — Я упираюсь ладонями о землю, а затем принимаю позу «наклон вперёд». После тянусь к ступням, чувствуя каждое сухожилие, каждую мышцу и вытянутые связки, перекатываясь на пальцы ног.

— Почему ты так рано встал? — спрашиваю я, не открывая глаз. Я считаю, потягиваясь.

Пять.

Шесть.

Семь.

— Не знаю. Не мог спать, — вздыхает Финн.

Восемь.

Девять.

Десять.

Я, наконец, оборачиваюсь и замечаю, что лицо брата усталое и бледное. Это меня пугает.

— Тебе так и не стало лучше?

— Нет. — Он качает головой.

Меня пронзает волна паники, и я изо всех сил стараюсь её подавить. Ради бога, это всего лишь бессонница. А не мгновенный сигнал тревоги.

— Ты же принимаешь лекарства, верно?

Кажется, Финн колеблется, перед тем как ответить:

— Да.

Я приподнимаю бровь.

— Да?

Он кивает.

— Тебя нужно отвезти сегодня в группу?

Он вновь медлит.

— Может быть. Хотя я собираюсь ненадолго прилечь. Возможно, поеду на дневной сеанс.

— Ладно. — Я отчаянно пытаюсь скрыть своё беспокойство, поскольку знаю: он не хочет, чтобы я с ним носилась. Он хочет обрести независимость, а не стать ещё больше ко мне привязанным. И это больно. Очень. Но ему не нужно этого знать. — Позови меня, когда будешь готов.

Финн кивает и направляется в сторону дома, но останавливается, дойдя до края тропы. Я волнуюсь, потому что он начинает много времени проводить в одиночестве в своей комнате. Очень много времени.

Его плечи выглядят такими тощими, когда он обращается ко мне:

— Калла?

— Да?

Он улыбается жалкой улыбкой:

— А ты знала, что королева Виктория так сильно любила Альберта, что настояла на том, чтобы её похоронили в его парадном одеянии, держа гипсовый слепок его руки?

Я качаю головой, закатывая глаза.

— Ты такой странный и говоришь невпопад, братишка.

Финн усмехается, как будто всё хорошо, словно он снова стал нормальным.

— Знаю.

А затем он исчезает внизу тропы.

Я вновь сажусь на красноватую землю, проводя по ней пальцем. И прежде чем осознаю, я пишу имя Деэра, с завитушкой на конце буквы «р». С завитушкой в форме сердца.

— Пенни за твои мысли?

Позади меня раздаётся насмешливый голос Деэра, и я поёживаюсь, потому что сегодня, видимо, тропа, ведущая к этим скалам, превратилась в центральный вокзал. И я чувствую себя униженной, поскольку, очевидно же, что я думаю о нём. Я краснею, жар разливается от груди к лицу, и мне не хочется оборачиваться.

Но приходится.

Красивое лицо Деэра выражает веселье и немного высокомерия. На нём одежда для бега, хотя он не потный, из чего можно предположить, что он начал не так давно.

— Мои мысли стоят дороже, — заявляю я.

Он только шире улыбается.

— Уверен в этом. Кстати, нам ещё осталось обсудить то небольшое дельце с тайнами.

Это озадачивает меня.

— Тайнами?

Его глаза встречаются с моими глазами, сверкая чернотой эбенового дерева.

— Да. Они есть у всех, помнишь?

Ах, да. Это именно то, что он сказал, когда мы впервые встретились.

— Может быть. Но не у меня.

Деэр закатывает глаза.

— Почему-то я в этом сомневаюсь. В твоём рукаве было припрятано «Ноктэ», помнишь?

Я улыбаюсь в ответ.

— Да. И мы не пробыли там достаточно долго, чтобы всё посмотреть.

— В другой раз, — быстро отвечает Деэр.

Я киваю.

— Непременно.

Хотя он, кажется, не в восторге от этой идеи, и меня это беспокоит. Вчера вечером он казался взволнованным. Деэр — загадка, противоречие. Его эмоции меняются день ото дня. То он холодный и отчуждённый. То почти сдержанный или нерешительный. Это так странно.

— Увидимся позже, Калла, — спокойно произносит Деэр, прежде чем возобновить пробежку размашистым шагом.

И в этот момент моё сердце чуть не останавливается. Из-за того, что его шаги такие широкие, он на раз-два оказывается на опасной территории.

— Стой! — кричу я, мой голос пронзает небо, словно ножом. Деэр замирает, повернувшись ко мне с недоумением в широко распахнутых глазах.

Я уже на ногах, сердце колотится в горле.

— Осторожно сделай шаг назад, — говорю я. — Немедленно.

Его лицо озаряется осознанием, когда крошечные шарики гравия и грязи начинают уходить из-под его ног. Он быстро отскакивает в мою сторону, бросаясь наземь прямо перед тем, как огромный кусок земли откалывается, падая более чем на тридцать метров вниз и исчезая в океане.

Деэр неподвижно лежит у моих ног, и моё сердце грохочет, когда я смотрю на него.

— Нельзя стоять так близко к краю, — запоздало произношу я, моё горло всё ещё горит и сжимается.

Он смотрит через плечо на выступ, а затем замечает небольшой жёлтый предупреждающий знак справа от нас. Этот знак должен быть больше и красного цвета, ярко-красного, достаточно ярким, чтобы его можно было заметить издалека.

Он смотрит на меня, а потом качает головой.

— Мне следовало знать.

Я киваю.

— Ты никак не мог этого знать. Выступ действительно тонкий и не выдерживает большого веса. Мне следовало сказать тебе, когда ты только приехал, но я не подумала об этом.

Потому что я не привыкла, что кто-то ещё, кроме моей семьи, проживает здесь.

Потому что он взволновал меня своей татуировкой «Живи свободно» и своими противоречиями.

Он улыбается слабой, но не искренней улыбкой. Она натянутая, фальшивая. Это его фирменная улыбка, которая означает, что у нас у всех есть фальшивые фирменные улыбки. Весь мир — сцена, и все мы на ней притворно улыбаемся.

— Ну, я бы сказал, ты компенсировала это, когда спасла мне жизнь.

Хотя, честно говоря, он не выглядит счастливым. Его глаза стали такими грустными, такими отчуждёнными и блестящими…

Разве ты не счастлив остаться живым?

Мне хотелось задать ему этот вопрос. Меня так и подмывало, искушение было слишком велико. У него есть всё, чего желает большинство людей. Привлекательная внешность, остроумие, обаяние. Но он, кажется, не счастлив. Это из-за того, что теперь он сирота?