Онлайн книга «Школьная любовь. Лучшие романы для девочек»
|
– Так то у великих, – вздохнул Лешка. – В следующий раз сам пиши! – Нет, ну а что ты, писатель, что ли? – сразу пошел на попятную братец. – Я поэт, – скромно, но с достоинством сказала я. – Мои стихи в юбилейной стенгазете будут. И в концерте. – У тебя авторский знак, а мне оценку снизили, – пробурчал он. – Ой, снизили! Да тебе «четыре-четыре» и не снились! – Ладно, – нехотя сказал он. – Спасибо… – Кстати, – поинтересовалась я, – как там у вас Витаминка поживает? А то я сегодня что-то рисование вспоминала. – Ой, да вообще прикол! – оживился он. – Как раз сегодня рассказывала пропорции лица. – Да-а? – удивилась я. – А нам никаких пропорций не рассказывали… Это вообще о чем? – Ну нарисовала на доске физиономию и расчертила ее линиями, типа, расстояние от глаза до носа должно быть таким-то, от носа до уха – сяким… А потом мы стали рисовать портрет. Она сказала, все равно чей, главное – соблюсти пропорции. – Ну и кого ты рисовал? – Я рисовал Васькин портрет, а Васька – мой. Бондаренко рисовал портрет Витаминки, а Дюша Смирнов – телеведущего Сванидзе. Подошла к нему Витаминка, спрашивает: – Это кто? – Сванидзе, – ответил Дюха. – Знаете, передачу по телевизору ведет? – Не знаю, – процедила она. – Рисуй-ка лучше кого-нибудь другого. – Что хочу, то и рисую, – возмутился Дюха. – Я свободный гражданин и всегда имею право обратиться к Гражданскому кодексу! А вы по закону не имеете права применять к ученикам силу! И Дюха выхватил из сумки книжку и стал листать. Это и был Гражданский кодекс, Андрюха всегда его с собой носит, при каждом удобном случае достает и цитирует. – Не занимайся на уроке посторонними делами, – прошипела Витаминка. Тут кто-то из девчонок и говорит: – А вы, Наталья Вениаминовна, его дома навестите! – Хорошая идея, – обрадовалась она и пошла к своему столу искать в журнале адрес. – Вот, улица Индустриальная, дом пятнадцать, квартира сто. – Это Катьки Смирновой адрес, – тихо сказал Дюша. – Круто, – развеселился Васька. – Она будет искать сотую квартиру в двухэтажном доме! – Ну, я с ней еще разделаюсь, – пригрозил Дюха. – У нее будет крутой облом! – И чем дело кончилось? – поинтересовалась я. – Не знаю, завтра Дюха расскажет, приходила ли. – А что с портретами? – Да мы в конце урока обменялись с Васькой рисунками, – небрежно сказал Леха. – Ну и как? – Получилось хорошо, – сказал он. И, подумав, добавил: – Но нехудожественно. – Ой, – спохватилась я, посмотрев на часы, – заболталась тут с тобой, у нас сегодня первая репетиция, а я еще даже не обедала! Скоростными темпами залив в себя суп, я оделась и вылетела из квартиры, уже на улице вспомнив, что забыла дома листки со стихами. – Сейчас, – бросила я дожидавшейся меня Светке и побежала обратно в подъезд. Влетев в квартиру, я завопила: – Леш, принеси со стола листочки! – Какие? – Там стихи! Неровные такие строчечки! – Думаешь, я совсем тупой, – проворчал он, нарисовываясь в прихожей. – Не читай! – я выхватила у него листки, захлопнула дверь и понеслась вниз по лестнице, перепрыгивая через две ступеньки. И допрыгалась. Приземлившись на площадку, я охнула и схватилась за щиколотку… Сгоряча я думала, что нога поболит и пройдет, и как ни в чем не бывало пошла на занятие, зачитала там стишки, получила горячее одобрение… А вот обратно уже еле доползла. – Ты ее подвернула, – сказала мама. – Сейчас принесу лед из холодильника. Я сидела на кровати, следя, чтобы завернутый в тряпочку лед не сваливался с ноги, и, глубоко несчастная, готовилась к назначенному на завтра зачету по истории. Историк решил отличиться – у нас еще никогда зачетов не было, тем более посреди четверти. Обычно контрольные всякие, самостоятельные… Вот интересно, кстати, почему такое название, а контрольная что, несамостоятельная, что ли? Какая-то ерунда лезет в голову, занимая расчищенное под историю место, может, это боль в ноге так действует? Зачетов еще не было, а вот экзаменов – сколько угодно! Первый раз – в шестом классе. Нечего сказать, повезло со школой, вечно Римма какие-то эксперименты ставит – то у нас пятидневка, то шестидневка, то три урока в день, то семь, то выпускные экзамены после шестого класса, да не просто так, а на выбор. Ну я и выбрала литературу с ботаникой. О литературе уже все воспоминания выветрились, а вот ботанику я почему-то отлично запомнила, особенно доставшийся мне билет «Мхи и лишайники». А вторым заданием было опознать растение из гербария. Вот его я боялась больше всего, но как раз с растением проблем не возникло, потому что это оказалась банальная пшеница… Так, стоп. Я раскрыла учебник – какая уж там дополнительная литература! – и усилием воли заставила себя переключиться с пшеницы и лишайников обратно на октябрьское вооруженное восстание, как историк предпочитал называть Октябрьскую революцию. 10 Три пятерки за зачет История была последним уроком, и Яблоков сразу отпускал с зачета тех, кто ответил. Когда пошла отвечать Ирка, я обвела взглядом пустой класс и убедилась, что остаюсь последней! Я запаниковала, но деваться уже было некуда. Ирка получила «пять» и вышла, послав мне на прощание бодрую улыбочку. А я медленно поднялась, охнула, машинально наступив на больную ногу, и, аккуратно прихрамывая, подошла к учительскому столу и села напротив. – Слушаю вас, – улыбнулся историк. И я начала вещать про Октябрьскую революцию, то есть вооруженное восстание. Вещала я хорошо. Прямо самой нравилось, как складно и красиво получается. Даже выводы делались как-то автоматически. – Анализ революционной ситуации в России в октябре 1917 года показывает, что восстание было неизбежно, – закончила я, вдруг обратив внимание, что за окном уже начало темнеть. Видимо, это заметила не только я, потому что историк улыбнулся и сказал: – Засиделись мы с вами, – выводя в журнале напротив моей фамилии – сначала я подумала, что мне мерещится – две «пятерки» подряд. Я вернулась к своей парте, покидала в сумку вещички. Краем глаза отметив, что историк тоже поднялся и собрал портфельчик, я вдруг засуетилась и быстро, насколько могла, пошла к двери. Нога опять заныла, но чувствовать боль почему-то было приятно. Открыв дверь, я увидела у окна в коридоре Ирку. – Видите, – улыбнулся историк, – ждут вас. |