Книга Долгое дело, страница 80 – Станислав Родионов

Мысль перескочила — вечерами она перескакивала чаще и свободнее — на самого себя…

Вот он. Ничего с ним не происходит. Здоровье хорошее. С женой отношения добрые, лет пять не ссорились. Сын вырос нормальный, в институт поступил без всякой помощи и с первого раза. Материальный достаток средний, хватает, свой «Москвич». Начальство ценит за спокойный характер и за то, что он редко беспокоит его, начальство. Ничего с ним, с Беспаловым, не происходит. Даже взысканий давненько не получал.

Он затушил недокуренную сигарету и придвинул милицейскую пачку бумаг с каким-то сторонним удивлением — остался для работы или для мемуарных размышлений?

— Кто-нибудь есть? — донеслось из приемной через ту дверную щель, которую оставила секретарша.

— Гражданка, рабочий день кончился, — крикнул Беспалов.

Но гражданка была уже в этой дверной щели, раздвинув ее плечами до нужной ширины. Черное длинное платье, выразительное лицо, украшения и странная поза, будто она стояла на цыпочках и хотела подпрыгнуть или взлететь. Вероятно, какая-нибудь артистка, вырвалась меж концертами, на такси, без плаща…

— Юрий Артемьевич, я пришла к Рябинину, а его нет.

Беспалов застегнул китель, чувствуя, как у него подсыхают губы, — он узнал Калязину.

— Почему не явились утром?

— Незапланированная встреча с трудящимися.

— Вы же знали, что следователь ждет…

— Юрий Артемьевич, мне пришлось решить маленькую задачку: ехать к одному человеку, Рябинину, или к коллективу в триста человек. Думаю, что я поступила идеологически правильно.

— А я думаю, что Рябинин тоже поступил правильно и вынес постановление о принудительном приводе.

— Что это означает?

— Два милиционера придут к вам домой или на работу и доставят в прокуратуру.

Она передумала взлетать.

— Разрешите, я присяду…

Прокурор кивнул — он давно намеревался поговорить с ней и как-то помочь Рябинину.

— Гражданка Калязина, неужели вы считаете, что преступник может избежать ответственности, не являясь к следователю?

— Нет, я так не считаю.

— Зачем же вы увиливаете от опознания?

— Вы же спрашиваете не обо мне, а о преступнике.

— А вы разве не преступница?

Она тихо изумилась широко раскрытыми глазами:

— Я могу предъявить паспорт.

— Зачем?

— Чтобы доказать, что я Калязина.

— Я и так верю…

— А я не верю, что вы прокурор.

Беспалов непроизвольно и мельком обежал взглядом свой громадный прокурорский стол и маленький столик с кодексами и справочниками.

— Ах да у вас же звезда на кителе, — спохватилась Калязина.

— Говорите по существу, — сурово осадил прокурор, чтобы сразу избежать ее телепатий.

— Я по существу: звезда на кителе, прокурор района — и называет меня преступницей. А разве моя вина доказана?

Беспалов погладил ладонью подбородок, примериваясь к челюсти.

— Я не обязан вам раскрывать следственные секреты.

— Была бы она доказана, вы заграбастали бы меня на казенные харчи, а?

Калязина прищурилась остро и точно, как смотрела вдаль, — проверяла верность своей мысли. На эту проверку Беспалов не отозвался ни словом, ни лицом, потому что удерживал пальцы от пошатывания подбородка. Вреднейшая привычка.

— Юрий Артемьевич, присмотритесь ко мне…

Она сделала паузу, чтобы прокурор присмотрелся, хотя он не сводил с нее глаз. Беспалов только крепче сжал губы, не принимая этой эстрадной манеры. Совершила преступление, так хоть застесняйся… Ее бы за одну наглость стоило арестовать.

— Скажите откровенно: похожа я на преступницу?

— Ни один преступник не похож на преступника.

— А вот Агата Кристи в одном из своих детективов сказала: «В реальной жизни в девяти случаях из десяти наиболее подозрительным выглядит сам преступник».

— Я не любитель детективов.

— Разумеется. Вы солидный человек и должны отнестись ко мне иначе, чем Рябинин.

— Как же я должен к вам отнестись?

— Поверить мне.

— Я верю в факты.

— А хотите, сделаю из вас своего сторонника?

— Я хочу, чтобы вы не мешали следователю Рябинину…

— Юрий Артемьевич, а у нас с вами одинаковые носы.

Видимо, удерживая пальцы от подбородка, он прозевал полет руки к носу. Вреднейшая привычка.

— Все? — спросил прокурор, медленно распаляясь.

— Я ведь хотела сделать вас своим сторонником. Гляньте на эти часы. Хотите я остановлю их взглядом?

Она кивнула на электрические часы, висевшие на противоположной стене. Беспалов не стал бы на них смотреть, не стал бы играть в ее дурацкие игры, но она повернулась к ним, и, потеряв ее лицо, он тоже поднял глаза на крупный циферблат. Часы шли. Без четверти семь. Опустив взгляд, он уперся в прическу, уложенную на затылке замысловатыми ячейками.

— Гражданка Калязина!

Она повернулась, обессловив его матовой бледностью и матово потухшими, ничего не видящими глазами…

Прокурор непроизвольно вскинул голову — без четверти семь. И непроизвольно глянул на свои ручные — без десяти семь. Настенные часы остановились.

Из дневника следователя. Говорят, что наш мозг весит тысячу четыреста граммов, а наш организм состоит из ста триллионов клеток. Говорят, что подобное природа создала лишь на нашей земле… Создала и вручает любому и каждому, и этот любой и каждый распоряжается жизнью, как ему заблагорассудится. Может быть полезен своим трудом, а может ежедневно накачивать алкоголем все сто триллионов клеток и заваливать их на панель. Может радовать людей тонким искусством, а может всю тысячу четыреста граммов мозга направить на хитроумные преступления, как это делает Калязина…

Я бы на месте природы исправлял свои ошибки: отбирал бы жизнь у дурака и отдавал бы ее человеку, достойному двух жизней.