Онлайн книга «Гуляйполе»
|
…Когда Зяма, облепленный племянниками, вышел на площадку, на ней никого не было. – Нестор! Нестор! – прокричал Сольский вниз, в гулкую пустоту. В ответ – тишина. Переулок тоже был пуст. А Махно вновь проталкивался сквозь толпы людей, высыпавших на московские площади. Студенты. Рабочие. Солдаты. Они сбивались в кучки по трое, по пятеро. И среди них обязательно оказывался один, который поднимался на какое-нибудь возвышение и начинал доказывать свою правду. Махно вслушивался в обрывки речей, всматривался в эту неизвестную ему, кипящую страстями Москву. Ну и город! На каком-то перекрестке он в нерешительности остановился. Напротив, через дорогу, собирался очередной митинг. Тощенький солдатик, взобравшись на оконный отлив и держась за водосточную трубу, выкрикивал: – Братцы! Земляки! Народ московский! У нас в Питере всех ахвицеров отменили! Полная им ревизия и отрешение… как и царю!.. Разномастная публика, растекшаяся по площади, стала подтягиваться к солдатику. – Как же это можно – без офицеров?! – жеманно возмутилась толстая гимназистка с красным бантом. – Теперича, граждане, никаких там «благородиев» и «превосходительств», а только «граждане» – как все! И денщики отменяются! Дезентиров тоже больше нет! – Это как же? Почему? – ахнула толпа. – А так: не желаешь служить – не надо! – вопил солдатик. – Никакой буржуазной смертной казни! Живи как хочешь! В полное свое удовлетворение! – Ну все! Пропала Россия! – Какой-то гражданин в каракулевом «пирожке» выбирался из толпы. – Заболтают, порушат… Боже, а как мы все ее ждали, эту самую демократию! – Ждать надо тещу в гости, – мрачно бросил вслед «пирожку» фельдфебель с пустым рукавом, заткнутым за пояс. – Простите? – обернулся «пирожок». – Я говорю, вы все ждали демократию – и раскачали дерево! Вот оно вам счас и засветит в глаз… спелой грушей. – Ты, петроградский! – закричал Махно выступающему. – Насчет земли какие у вас там слухи? С панами как быть? Но солдатик не слышал Нестора. – И полиции полная отмена! – кричал он в толпу. – Теперь будет «народная милиция»! Добровольная! И без всяких там арестов, а словесное разъяснение! Потому как свободный гражданин, он поймет, ежели что своровал или сфулиганил… – А как с землей? – настойчиво добивался ответа Нестор. – Да не слушай его, браток! – сказал фельдфебель, уводя Нестора. – Казарменный оратель! Чистая сорока! Наслушался где-то слов и теперь трещит как попало… – А как с землей? – спросил Махно у фельдфебеля и продолжил настойчиво добиваться ответа. – Может, вы шо слыхали? Насчет земли-то какой указ? – Да кто его знает… Землю, конечно, надо по справедливости… Только если с фронту все дезертируют, то кому земля достанется? Германцам! Вся! И панская, и хрестьянская!.. Ой, нет больше сил слушать все это! – Фельдфебель с досадой махнул единственной рукой. – Прощевай, земеля! Нестор, все еще в затемненных очках, продолжал бродить по многолюдным улицам. – Тпр-ру-у! Стой! – Близ Нестора остановилась пролетка. Пьяненький господин, должно быть купец, в шубе нараспашку, соскочил с подножки. – Солдатик! – обратился он к Нестору и, обхватив его, троекратно расцеловал. – Спасибо тебе, защитник! За Рассею нашу глазоньки потерял! Господь тебе в поводыри и в утешители… Возьми! На поддержание! В ладони Нестора оказалась смятая «катенька», а купчина, довольный собой, укатил на своей пролетке. – Разжился на солдатском сукне, а теперь куражится! – Около Махно возникла какая-то потертая личность в пенсне. – Дозвольте, гражданин, я окажу вам содействие… ассигнация крупная, неудобная. Разменяю… тут рядом. Махно на мгновение приподнял очки, и личность в пенсне встретилась с исполненным решимости стальным взглядом серых глаз. – Я сейчас тебя самого разменяю, – процедил сквозь зубы Махно. – Понял, понял! Обознался! Прощению просим!.. – Хлыщ перебежал через дорогу и растворился в митингующей толпе. Странный город – революционная Москва. Митинги, разговоры, споры. И над всем этим – колокольный звон. Мерные и редкие удары. То ли благовест к богослужению, то ли печаль по кому-то усопшему. Церквей – что тюльпанов в новороссийской весенней степи. В скверике Махно прибился к довольно большой толпе, окружившей человека, взобравшегося на замолкший до тепла фонтан. Кудлатый, бородатый, захлебывающийся словами оратор положил одну руку на грудь мраморной нимфы, а другой махал в воздухе, подкрепляя свои мысли замысловатыми движениями. Махно узнал в ораторе Исака Шомпера. Когда успел? – Граждане ныне вольной России! Не дайте обмануть себя ложными посулами свободы, равенства и братства! Не забывайте, что с этими же лозунгами французская революция привела к кровавой императорской власти Наполеона… Всеобщая амнистия, отмена цензуры, беспрепятственность стачек, собраний, союзов, партий – это робкие шаги к полной, истинной свободе, которую даст человеку лишь анархия! Ибо только анархия навсегда освободит человека от страшных пут, которыми связывают нас долг, семья, религия, деньги!.. – Больно умно талдычит жидок, – заметил мастеровой в кожаной кепке, закуривая папироску и толкая в бок свою подругу. – Слышь, Тонька… А заместо денег, значит, чего? – Ты брось эти словечки! Ну, насчет жидов! – угрюмо оборвал его матрос. – Жидов больше нету, а есть граждане еврейской национальности. А говорит он в самую точку. Ежели хозяев не будет, значит, и денег не будет. Правильно говорит. – Да мы чего! – оробел мастеровой. – Не будет, так и не будет. Мы к им не шибко привыкшие. – Да, и любовь станет свободной! – продолжал выкрикивать Спиноза. – Брак будет заключаться без участия церкви и государства… и так же расторгаться! Вот вы, гражданин и гражданка! – Палец Шомпера отыскал среди собравшихся мастерового и его подругу. – Вы молоды, красивы, свободны! Разве вы против неподневольной, яркой, лебединой любви? – Во как загнул! – отозвался мастеровой и вновь толкнул подругу в бок. – Ты как, Тонька, насчет лебединой? Тоня смутилась и уткнулась носом в платочек, скрывая лицо. Шомпер между тем уперся близоруким взглядом в Нестора, но не узнал сокамерника в солдатике с черными очками. Махно протиснулся поближе. – Вот перед вами слепой солдат, страдалец несправедливой войны, жертва царизма! – продолжал Шомпер, направляя палец на Махно. – Он уже не увидит свободу, но он почувствует ее всем сердцем! Заря новой жизни будет светить и ему! Махно оказался совсем близко от Шомпера, дернул его за штанину: – Слазьте, Исак Матвеич! Дайте другим покричать! – Нестор, ты? – ахнул Шомпер. – Ну не признал, прости!.. |