Онлайн книга «Гуляйполе»
|
– Хозяевам выгодно, братка! Нам гроши платыть надо, и хороши гроши. А китайцям супу дав та хлеба краюшку, «ходя» и радый: «пасиб, пасиб, хозян!» С голоду приехали! А шо народу повыбили, так это точно! Сильна йде прополка людского огорода! Богатеям на радость. Доход! – Ну, в этом мы теперь будем разбираться. – Нестор снова надел черные очки. – Кто набивает на чужой беде свой кошель, тому… Омельян, заметив, как насторожилась мать, подошел, положил руку на плечо Нестора: – Не надо, братка, про политику! Ну ее к бесу, сегодня у нас праздник! – И он поднял было чарку, чтобы произнести «приветственную речь», но Евдокия Матвеевна едва приметным движением руки остановила его. Сел Омельян. И все притихли, застыли. Поняли: надо подождать. Нестор тоже ждал. Любопытные в двери как-то враз исчезли, расступились. В хату вошла стройная, рослая, полногрудая дивчина. Загорелая, с глазами дерзкими, голубыми, быстрыми… Нестор никогда не видел такой дивчины в Гуляйполе. А она остановилась, смущенная тишиной, воцарившейся с ее приходом, внимательными и восхищенными взглядами собравшихся. Потупилась, сквозь смуглоту щек проступила краска, и только улыбка, в которой читались и замешательство, и кокетство, говорила, что дивчина хорошо понимает все значение тишины и то, почему оказалась в центре внимания. Нестор вглядывался в дивчину, словно силился вспомнить что-то скрытое за этой сочной, вызывающей красотой… И дивчина наконец подняла голову. Ее лукавый взгляд встретился с напряженным, постепенно теплеющим взглядом «блудного сына»… – Та то ж наша Настя! – нараспев воскликнула мать. – То ж Настя наша, сынок… Малость подросла… Все засмеялись, как будто это они сами преподнесли вернувшемуся домой Нестору неожиданный подарок. Настя тоже прыснула смехом, и залучились светом глаза. Нестор только головой закрутил, потрясенный впечатлением, которое произвела на него бывшая босоногая, покрытая цыпками пигалица. Мигом все раздвинулись, давая проход – и Настя оказалась рядом с Нестором, как и было задумано Евдокией Матвеевной. Нестор, сидя, незаметно протянул Насте руку, и та протянула в ответ свою. Рукопожатие. Знакомство сызнова. Наконец-то Омельян как старший брат мог сказать заготовленные слова: – Вы, мамо, и ты, молодший брат, и вси мои братовья и вси родичи… хто вирыть, а хто й не вирыть… а только чудо Боже есть, и мы сьодни цього чуда дождалысь… Убедылысь, шо бувае й таке, чого буть не може… Чуть подрагивала чарка в крепкой крестьянской руке, блестел слезой глаз, и все стояли, подняв чарки и ожидая, когда скажет до конца свою нескладную, но искреннюю речь Омельян. Лица, лица! Молодые, стариковские, детские. Сколько счастья и ожидания в них… Весна на Украине!.. Кто бы мог предвидеть, что не пройдет и пяти лет, как от этой большой, дружной и сплоченной семьи почти никого не останется, а те, кому удастся спастись, будут страшиться голода, реквизиций, расстрелов. Ибо давно уже пролита кровь, давно попран закон, и семена дикой пугачевской свободы вызревают в запорожской степи. Даже в сумерках хата все еще содрогалась от топота ног, плясок, нестройных песен и нетрезвых голосов. А Нестор и Настя стояли в огороде, скрытые ветвями зацветающей старой груши. Лишь сейчас Нестор подарил девушке свой многозначительный подарок – колечко из настоящего золота. Тонкое, недорогое, но зато не выкованное из меди, какие часто надевали девчата из бедных семей. Настя быстро спрятала подарок, и не только от смущения: колечко по размеру подходило худенькой двенадцатилетней девочке, а не взрослой дивчине с крепкими, привыкшими к тяжелой работе пальцами. Охваченный стремлением высказать близкой душе все, что накопилось в его странном диковатом существе за эти годы, Нестор был необычно говорлив, откровенен, воодушевлен: – Мне такая жизнь открылась, Настя, такие далечины! Я ж як слепый жив… А теперь, Настя, я от такую толстую книжку… ну, в два-три дня одолеваю и своим умом додумываюсь, якие там мысли заложени… Человечество, Настя, всю свою историю до счастья стремилось, до справедливости, до коммуны, шоб жить в равенстви… с давних пор, когда ще и прадедов наших на свете не було. Но каждый раз эксплуататоры, заразы, топили волю в крови. Но мы, Настя, создадим у себя в Гуляйполе коммуны счастья и полного равенства, и люди до нас потянутся. Может, мы на всю землю пример покажем… Я, Настя, даже стихи начав писать. Може, я, Настя, первым поэтом в коммуне буду… днем буду работать, а вечером – стихи… От послухай! – Та вже читайте, – прошептала Настя. Нестор откашлялся: – Стихи… От! За дело! Слышите, за дело! Довольно ползать у властей! Долой опеку, жизнь созрела, Гнет нужно снять – он враг людей! Довольно брать, пора ей дать Свободу – жизни одичалой… Настя вначале слушала, приоткрыв рот, удивленная красноречием Нестора, не скрывая своего восхищения. Она так бы и слушала без конца, если бы оставалась той голоногой пигалицей, по-детски влюбленной в отчаянного гуляйпольского пацанячьего атамана. Но ей было уже за двадцать. Для украинской дивчины – перезрелый возраст. Вздымалась от учащенного дыхания ее грудь, рдели щеки, блестели здоровые крепкие зубы. – Нестор Иванович! – перебила она поэта. – Я ще николы ни с кем не цилувалась, от хрест!.. Поцелуйте мене! И неизвестно, кто кого крепче обнял: Нестор Настю или она Нестора? – Ох… сомлила, – тихо сказала она, закрыв глаза и склонив голову на плечо бывшего каторжника. – И я… – как-то по-детски признался Махно. Вот здесь бы и начаться сказке о пылкой любви, о чудных малороссийских ночах, о детях… Тем более хата невдалеке ходуном ходила от веселой гульбы! Но в сгущающейся темноте за тыном раздался лихой казачий свист: – Нестор! Нестор! Махно вскинулся: – Федос!.. То Федос, Настя! Ждут хлопцы! Настя схватила Нестора за плечи: – Завтра, Нестор Иванович! Хай пидождуть! Куды вы тепер од ных динетесь! Махно осторожно высвободился: – Я скоро, Настя! Скоро!.. Хлопцы ж! Нестор вышел на улицу, и его тут же окружили друзья. Только теперь это были не хлопчики, а молодые мужики, уверенные в себе, громкоголосые, энергичные. Многие в шинелях со следами погон. Непросто Нестору было узнать Федоса, Ивана и Сашка Лепетченков, Сашка Калашника, Семку Каретникова, Тимоша Лашкевича, Марка Левадного. Пришли на встречу с «вечным каторжником» и несколько новых мужиков. – Ну, Федос! – вырвался Нестор из крепких объятий Щуся, рослого, чубатого, черноволосого морячка. – Ну и силен!.. С трудом, но узнав! |