Книга Я хотел убить небо, страница 34 – Жиль Пари

И Камилла нежно поцеловала меня в губы.

– Осторожно! – сказал я. – Подхватишь мой жар!

– Ну и трус! – засмеялась она. – Ты просто боишься Рози!

– Да, – признался я.

Ну и получим мы по первое число, если нас застукают здесь вдвоём. Но мне так хотелось поцеловать Камиллу в ответ, и вот мы сидели и смотрели друг на друга не мигая, и я обхватил её лицо двумя руками, как драгоценную салатницу, которую боюсь уронить. Я поцеловал её, и глаза у меня были широко открыты. Мне казалось, что сердце сейчас взорвётся, было так страшно от мысли, что какой-нибудь питатель может увидеть, как мы обнимаемся, но в то же время это было так здорово, и время как будто остановилось, как в той сказке, чтобы задержать наш поцелуй, и тут Камилла вдруг спрыгнула с кровати.

– Я слышала какой-то шум.

– Это моё сердце.

– Нет, больше похоже на шаги Рози.

– И кто из нас трус? – засмеялся я, но тут и сам услышал чьи-то шаги, шепнул Камилле: «Быстрее, за кровать!», и через секунду в комнату вошла Рози.

– Всё хорошо, малыш?

– Да, только устал немного.

– Ну, хотя бы поел хорошо, молодец.

Она нагнулась, чтобы забрать поднос, и я задержал дыхание – на случай, если Рози услышит дыхание Камиллы.

Она сказала:

– Приготовлю тебе молоко с печеньем и вернусь.

И она вышла, и я подумал, что сейчас умру от страха.

– Как хорошо, что она ушла. – Я заглянул за кровать.

Камиллы там не было.

Она ведь ангел. Наверное, улетела или просто исчезла.

* * *

Симон говорит:

– Иногда всё идёт как в замедленной съёмке, и это называется скука.

Но я с ним не согласен.

Я просыпаюсь. Чищу зубы. Моюсь. Рози проверяет, с мылом или без. Завтракаю. Смотрю на Камиллу. Бегу в автобус. Узнаю, что в конце слов женского рода после шипящей пишется мягкий знак. (Это полезно знать, потому что, когда эти слова произносишь, никакого мягкого знака в конце не слышно.) Потом перемена. Мы с ребятами играем в шарики или догонялки. С Камиллой ни во что не играем. Возвращаюсь в класс. Месье Поль объясняет нам электричество. Я ничего не понимаю. Полина уехала и даже с нами не попрощалась. Никому не жаль, что она уехала. Особенно Рози. Рассказываю мадам Пампино, как мне понравилось ставить опыты по электричеству. Беру себе конфет из её запасов. Проглатываю полдник и смотрю на Камиллу. Праздную день рождения Жужуба. Потом Бориса. Алисы. Делаю уроки вместе с Симоном и Ахмедом. В понедельник вечером смотрю телевизор. В среду иду в бассейн. А на выходные мы с Камиллой едем к Реймону.

Вот и закончилась неделя. Почему же Симон говорит, что всё идёт как в замедленной съёмке?

К тому же Симон всё время оказывается там, где не положено, можно подумать, он это нарочно. Он как раз проходил по коридору, когда мадам Пампино и Полина разговаривали про месье, который обжимается с ней по средам, пока мы в бассейне, и Симон стоял под приоткрытой дверью и всё слышал.

– Наверняка это Рози, – сказала Полина. – Она-то, конечно, не постеснялась вам насплетничать.

– Неважно, кто мне об этом рассказал, – ответила директор. – Ваша задача – присматривать за детьми, пока они находятся в бассейне.

– Они же были с Мишелем, всё в порядке, никто не утонул.

– То, что вы делаете в свободное время, меня не касается. Но если вы на глазах у детей обнимаетесь с незнакомым мужчиной, это, извините, совершенно недопустимо.

– Да какой он незнакомый! Вы его прекрасно знаете, это…

– Не надо! Мне это неинтересно. Ваше поведение недостойно звания педагога.

– Да что вы говорите?! А если я поступлю как достойный педагог и расскажу месье Клерже историю с учительскими блокнотами?

– Нет никакой истории, – ответила мадам Пампино. – И не советую вам обращаться к судье, иначе я лично займусь вашим делом, и, поверьте мне, ваше увольнение из «Фонтанов» покажется пустяком в сравнении с тем, что вас ожидает.

– Я пошутила, мадам Пампино. – И Полина захлопнула за собой дверь.

Но, судя по походке, ей было сейчас совсем не до шуток.

Не знаю, что рассказала директору Рози, но зато хорошо помню, что сказал я сам, чтобы спасти шкуру Симона, и, честно говоря, когда я увидел, что Полина уезжает вот так, ни с кем не попрощавшись, я почувствовал себя виноватым.

Рози сказала:

– Тебе не в чем себя винить, мышонок. Эта драная кошка могла всё рассказать судье, и тогда мадам Пампино вряд ли смогла бы помочь Симону.

Но главное – наш хитрый замысел сработал.

И ведьма даже ничего не заподозрила.

Когда Камилла вошла в комнату, у неё в кармане лежал магнитофон Бориса.

Ведьма заперла дверь на ключ.

– Теперь сюда уж точно никто не заглянет. В прошлый раз я оплошала, как последняя идиотка.

– Как поживаешь? – спросила Камилла, как будто ничего не слышала.

– С чего это тебе вдруг интересно, как я поживаю?

– Просто хотела узнать, как у тебя дела, дорогая тётя.

– Не называй меня так. Я предпочитаю не вспоминать о том, что мы с тобой родственницы.

– Если бы это было так, ты бы, наверное, больше сюда не приезжала?

– Размечталась. Я человек долга и поместила тебя сюда, потому что у меня нет никакого желания с тобой возиться. И средств на это у меня нет. Я честно зарабатываю на жизнь. Я даже не решаюсь предположить, чего бы ты мне стоила, если бы продолжала жить у меня. И потом, от тебя будет гораздо больше проку, когда ты достигнешь совершеннолетия. А до той поры хорошо бы тебя научили манерам. Правда, здесь, как я посмотрю, этим никто не занимается. Впрочем, я подумываю забрать тебя отсюда.

– Почему?

– Потому что тебе нужны не нежности, а твёрдая рука, которая выбьет у тебя из головы все бредовые идеи.

– Какие ещё идеи?

– Не пытайся казаться глупее, чем ты есть. Здесь ты делаешь только то, что хочешь, и не имеешь ни малейшего представления о том, что ждёт тебя снаружи. Что ты себе возомнила? Что будешь всю жизнь питаться святым духом? Если бы я была твоей матерью…

– Ты бы утонула.

– Не смей говорить со мной таким тоном. Кто ты вообще такая? Несчастная сиротка, уродливая, невоспитанная, одеваешься как распутница. Но чего же тут удивляться, когда твоя мать спала с каждым встречным, а отец с утра до ночи не просыхал?

– Почему ты такая злая? Я же не сделала тебе ничего плохого, я ни о чём тебя не просила, и, может, из меня и не вышло пока ничего хорошего, но, если бы папа был жив, он бы не позволил тебе так говорить обо мне.