Онлайн книга «Серьга Артемиды»
Она обо всем позабыла, как же это так вышло?! Ей срочно нужно домой, в Москву, там дети, а она им вчера даже не соизволила позвонить, потому что напилась, а потом спала с посторонним мужчиной!.. Бедная Тонечка, бедная Настя!.. Как все было хорошо и просто до всего этого… безобразия!.. Она подула на голову феном, но быстро бросила это занятие, ее волосы просто так не высушишь, поискала, что бы надеть, поняла, что у нее ничего нет, кроме халата, и вышла из ванной, очень решительная. – Я принес твои вещи, – откуда-то прокричал ее подельник, заслышав, что она вышла. – Там, в спальне!.. Вещи. Ну, конечно. У нее же есть вещи!.. Марина первым делом облачилась в броню – джинсы, рубаху и теплую кофту. Собрала влажные волосы в пучок и закрутила его платком, чтоб не рассыпался. Подобрала с пола итальянские расписные брюки и толстовку, стараясь не думать, почему они валяются на полу. Одернула кофту и вышла из спальни. – Доброе утро, – фальшиво сказала она в спину Андрею, который возился с кофеваркой. Он оглянулся. И удивился. – Ты уже оделась? А мы разве не будем валяться? – Нет, – сказала Марина. – Нам нужно в Москву. Ты не видел мой телефон?.. …Тонечка сидела подле монитора, очень неудобно, приходилось вытягивать шею и прислушиваться – слышно было плоховато. Она ругала себя за то, что устроилась так неудобно. Ей нужно оценить и почувствовать диалоги, а как тут оценишь и почувствуешь!.. – Ну что? Она оглянулась. Герман стоял над ней, взявшись рукой за спинку стула. – Пока я не очень понимаю, Саша. – Мне кажется, тебе ничего не видно и не слышно. – Вот именно. – Так пересядь! – Куда? Туда, к ним, я не хочу, все и так нервничают. – Мать, ты обо всех не заботься, – посоветовал Герман. – Ты делай, как тебе удобней. – Мне удобней вообще ничего этого не делать, а сидеть и тихо писать свой собственный сценарий! – пробормотала Тонечка. – Но ты же привязался! – Я привязался, – согласился Герман. – От меня просто так не отвяжешься. – Настюха сидит как пришитая, – сказала Тонечка. – Смотрит. По-моему, она вообще ни разу не оглянулась!.. Так ей нравится! – Если нравится, значит, из нее выйдет толк. Тонечка опять посмотрела на него, на этот раз довольно свирепо. – Саша, вот только не вздумай ей об этом сказать! Она пойдет в актрисы только через мой труп! Ужасная профессия, хуже нет!.. – Мы не знаем. – Мы-то как раз знаем!.. Мы с актерами работаем, особенно ты!.. Они же все… ненормальные! – Мы с тобой зато нормальные, с нашими профессиями! Просто образцы здравомыслия и логики. – Артисты еще хуже! Вечно без работы, вечно в конфликтах, вечно нужно милости ждать от режиссера и продюсера. – Мы не ждем милостей от природы, – объявил Герман. – Взять их – наша задача. А мальчик Даня? С ней? – Утром ехали все вместе. Где-то там, наверное. – Какая у них дружба. – Настька в него влюблена. Или думает, что влюблена. – А он в нее? – Он, мне кажется, вообще ни о чем таком не думает. Он думает об Абиссинии и суахили. – Тонечка вдруг засмеялась. – Ты знаешь, я у него спросила, зачем он учит язык Черной Африки, такой… не самый популярный в мире! Знаешь, что он мне ответил? – И зачем? – Чтобы изменить мир! – объявила Тонечка. – Ни больше ни меньше! На этом языке, сказал он, говорит пять миллионов человек, а мы ничего не знаем ни о них, ни об их культуре. Такое положение неправильное, и его нужно изменить. – В самом деле, – согласился Герман. – Вот и Настька бы лучше учила суахили, – неожиданно заключила Тонечка. – Или иврит. – Или корпускулярно-волновую теорию света. – Саш, у тебя есть дети? – Самое время выяснить, – сказал Герман. – Вот прямо здесь, перед этим монитором. – Так есть или нет? – У меня сын, живет с матерью в Штатах. Играет на банджо мелодии и ритмы зарубежной эстрады. – В каком смысле? – не поняла Тонечка. – В прямом, – сказал Герман отчего-то грубо. – Он сын состоятельного отца. Его мать – бывшая жена состоятельного отца, постоянно ныряет в бассейны и волны прибоя. Он пишет музыку. Сам играет, сам поет. Это называется – самовыражение. – Почему ты не заставил его учиться? – Он не способен учиться. Он ничего не хочет. Поэтому я совершенно уверен – если человек чего-то хочет, это уже отлично! Ему нужно помочь, а не ложиться у него на пути непреодолимой преградой. Твоя дочь хочет быть актрисой, так помоги ей! Она сама разберется, в случае чего поменяет профессию! – Как будто это так легко. – Как будто все время должно быть легко. – Перерыв! – донеслось из монитора. – До шестнадцати. – Я все прослушала, – пожаловалась Тонечка. – Представляешь? Так и не поняла, нужно еще раз переписывать или нет. – Не нужно. Одного раза достаточно. Они выбрались из тесной комнаты, уставленной аппаратурой, в коридор киностудии. – Хочешь, пойдем ко мне, – позвал Герман. – Или в буфет. Я тебе кофе закажу и пирожное «картошка». Два. – Давай сначала Настю найдем, – сказала Тонечка. – А потом пирожное «картошка», два. Настя в это время вбежала в опустевшую декорацию, где все еще было невыносимо жарко от многочисленных осветительных приборов, только что погашенных. Навстречу попались монтажники. Они ругали какой-то «новый пол», который «не ложится, да еще гремит так, что от звуковиков житья нету». Даня, дочитывая на ходу толстую книгу, плелся за ней. – Даня! – Настя топнула ногой и захлопнула том. – Очнись ты! – Между прочим, на самом интересном месте, – сказал он сердито. – Чего тебе приспичило сейчас делать, я не понял! Может, поедем уже? Скажем твоей маме, что все посмотрели, и поедем. – У меня план, – прошипела Настя. – Закрой дверь. Даня оглянулся. В огромном павильоне висели пыльные черные полотнища. Они огораживали центр площадки, в котором была построена квартирка. Самая настоящая небольшая квартирка – кухня с плитой, комнаты с диванами, детская с игрушками. В кухне торчали камеры. Все, что было за полотнищами, терялось в черноте, пустоте и высоте. – Какие двери я должен закрыть, Насть? – Через которые мы зашли! Даня вернулся, посмотрел и сказал во весь голос: |