Книга Мама на выданье, страница 2 – Джеральд Даррелл

Жан вышел из-за стойки, снимая на ходу фартук и давя ногами осколки стекла.

— Ее хозяин — мсье Кло. О Боже! Он с ума сойдет, когда узнает о пропаже. Где она?

— В моей машине,— сообщил я.— Доедает рокфор.

Выйдя к машине, мы обнаружили, что Эсмеральда, узрев, что злой рок лишил ее источников рокфора, философически погрузилась в сон. Весь кузов содрогался от ее храпа, как если бы я не выключил мотор.

— 0-ля-ля! — воскликнул Жан.— Это Эсмеральда! О, мсье Кло, наверно, сходит с ума. Вы должны немедленно отвезти ее ему, мсье. Мсье Кло души не чает в этой свинье. Отвезите ее сейчас же.

— Хорошо, хорошо, с удовольствием отвезу, — раздраженно ответил я. — Если только вы скажете мне, где живет мсье Кло. Не хватало, чтобы мою жизнь обременяла какая-то свинья.

— Какая-то свинья? — Жан в ужасе уставился на меня.— Это не какая-то свинья, мсье, это Эсмеральда.

— Называйте ее как хотите,— сердито парировал я.— Сейчас она лежит в моей машине, благоухая, точно парижская потаскушка, объевшаяся сыром, и чем скорее я избавлюсь от нее, тем лучше.

Жан негодующе выпрямился:

— Потаскушка? Вы назвали ее потаскушкой? Всем известно, что Эсмеральда девственница.

Уж не свихнулся ли я? В самом ли деле я, стоя рядом с машиной, где спит благоухающая свинья по имени Эсмеральда, обсуждаю ее половую жизнь с хозяином гостиницы «Три голубя»? Я сделал глубокий вдох, собираясь с мыслями.

— Послушайте. Мне чихать на сексуальную биографию Эсмеральды. Хотя бы все хряки Перигора насиловали ее.

— О! Боже мой! Неужели она изнасилована? — выдавил из себя побледневший Жан.

— Нет, нет, нет, насколько мне известно. Ее не лишили девственности, если это слово подходит к свинье. И вообще, только на редкость похотливый хряк, к тому же начисто лишенный обоняния, стал бы покушаться на честь свиньи, пахнущей точно дорогая проститутка в субботний вечер.

— Прошу вас, мсье, пожалуйста,— взмолился Жан,— не говорите таких вещей, особенно при мсье Кло. Он обращается с ней с таким благоговением, как если бы она была святая.

У меня чесался язык напомнить ему про нечистых духов, вошедших в свиней Гадаринских, однако я вовремя остановился, видя, как серьезно Жан воспринимает всю эту историю.

— Послушайте, — сказал я,— если мсье Кло потерял Эсмеральду, он, наверно, сейчас волнуется?

— Волнуется? Волнуется? Он сходит с ума!

— Но тогда чем скорее я верну ему Эсмеральду, тем лучше. Итак, где он живет?

Я вырос в Греции, где расстояния измеряют выкуренными сигаретами (в десятилетнем возрасте мне это мало помогало), а потому приобрел навык в извлечении из местных жителей сведений такого рода. Здесь требовалась выдержка археолога, бережно стирающего пыль веков с древнего изделия. Люди полагают, что вы не хуже них знаете окрестности; посему для постижения истины нужны время и терпение. Что до Жана, то он в роли наставника превосходил все, с чем мне доводилось когда-либо иметь дело.

— Мсье Кло живет в усадьбе «Земляничные деревья»,— сообщил Жан.

— И где же это?

— Понимаете, его земля соседствует с участком мсье Мермо.

— Я не знаком с мсье Мермо.

— О, вы должны его знать, это же наш плотник. Он смастерил все столы и стулья для «Трех голубей». И бар тоже, и, кажется, это он сделал полки для кладовой, а впрочем, я не уверен, возможно, то был мсье Девуар. Он живет в долине, внизу у реки.

— А где живет мсье Кло?

— Я же сказал: он сосед мсье Мермо.

— Как проехать к дому мсье Кло?

— Значит, так: вы едете через деревню...

— В какую сторону?

— Вон туда.— Он показал рукой.

— А дальше?

— У дома мадемуазель Убер повернете налево и...

— Я не знаком с мадемуазель Убер и не знаю, где её дом. Как он выглядит?

— Он коричневого цвета.

— Здесь в деревне все дома коричневые. Как я его распознаю?

Жан задумался.

— Ага,— произнес он вдруг.— Сегодня четверг. Стало быть, она занята уборкой. И вывесит из окна в спальной свой маленький красный коврик.

— Сегодня вторник.

— Ну да, вы правы. Если вторник, она поливает свой сад.

— Значит, мне следует повернуть налево у коричневого дома, хозяйка которого поливает сад. Что потом?

— Вы проезжаете мимо памятника жертвам войны, мимо дома мсье Пеллиго, затем возле дерева снова поворачиваете налево.

— Возле какого дерева?

— Того, что стоит на повороте, где вам надо повернуть налево.

— Вся область Перигор полна деревьев. Они растут вдоль всех дорог. Как я отличу это дерево от других?

Жан удивленно воззрился на меня:

— Да ведь это то самое дерево, о которое разбился мсье Эролт. К его подножию вдова мсье Эролта каждый год возлагает венок в память об этой трагедии. Вы сразу узнаете дерево по венку.

— Когда он погиб?

— Это было в июне тысяча девятьсот пятидесятого года, то ли шестого, то ли седьмого числа, точно не помню.

— Сейчас у нас сентябрь — венок мог пролежать там с июня?

— О, конечно нет, его убирают, как только завянут цветы.

— А есть еще какой-нибудь способ распознать это дерево?

— Это дуб.

— Здесь кругом сплошные дубы, как я определю, что это именно тот, где нужно повернуть налево?

— У него на стволе большая вмятина.

— Понятно. Итак, я повернул налево. И где же находится дом мсье Кло?

— О, его нельзя не узнать. Такая длинная, низкая, белая старинная усадьба.

— Понял, мне нужно всего-навсего высмотреть старинную белую усадьбу.

— Вот-вот, только с дороги ее не видно.

— Тогда как же я узнаю, где остановиться? Жан крепко призадумался, наконец ответил:

— Там есть маленький деревянный мост без одной доски. От него ведет дорожка к дому мсье Кло.

В эту минуту Эсмеральда повернулась на другой бок, и нас окутали миазмы, сочетающие запахи духов и рокфора. Мы поспешили отойти подальше от машины.

— Ну так,— заключил я.— Проверим, верно ли я все понял. Я еду в ту сторону и поворачиваю налево там, где женщина поливает свой сад. Миновав памятник жертвам войны и дом мсье Пеллиго, еду прямо до дуба с вмятиной, там снова поворачиваю налево и высматриваю деревянный мостик без одной доски. Правильно?

— Мсье,— с восхищением отозвался Жан, — можно подумать, что вы родились в этой деревне!

Я все же нашел дорогу. Мадемуазель Убер не поливала сад перед своим домом, и красного коврика не было видно. На самом деле хозяйка дома сидела в кресле и спала на солнышке. Пришлось мне разбудить ее, чтобы убедиться, что она и впрямь мадемуазель Убер, у дома которой мне надлежит повернуть налево. На стволе дуба в самом деле была изрядная вмятина, из чего я заключил, что мсье Эролт потребил немало анисовки, прежде чем врезался в дерево на своей машине. У обнаруженного мною мостика действительно не хватало одной доски. Наставления селян всегда точны, какими бы загадочными они вам ни показались поначалу. Я покатил по изрытой колеями дорожке между зеленым лугом с кремовым пятнышком стада коров породы шароле и зарослями подсолнечника, обратившими дивные желто-черные лики к своему небесному кумиру. Проехав затем сквозь перелесок, я увидел на лужайке дом мсье Кло, длинный, низкий и белый, как яйцо голубки. Кровля была сложена из темной, как шоколад, толстой черепицы, расписанной золотистым лишайником. Перед домом стояли две машины — одна полицейская, другая, по всем признакам, принадлежащая врачу. Как только я выключил мотор, до моего слуха, заглушая храп Эсмеральды, донеслась странная какофония — крики, вопли, рев, плач, завывание и всеобщий скрежет зубовный. Из чего заключил — как оказалось, вполне справедливо,— что пропажа Эсмеральды не осталась незамеченной. Подойдя к неплотно закрытой входной двери, я взял изображающий руку, сжимающую меч, бронзовый дверной молоток и громко постучал. Шум в доме продолжался с прежней силой. Постучал снова — никого. Взявшись за ручку молотка покрепче, я принялся колотить дверь так, что она едва не сорвалась с петель. На секунду бедлам прекратился, затем дверь распахнулась, и передо мной возникла молодая женщина невиданной красоты. Растрепанные длинные волосы только прибавляли ей очарования, они были цвета вечерней зари, коего так стремится — чаще всего безуспешно — достичь каждый осенний лист. Под темными бровями, подобными крыльям альбатроса, сверкали огромные глаза чудесного золотисто-зеленого цвета. Форма и мягкость розовых губ этой красавицы подточили бы стойкость самого верного из мужей. Из чудных глаз струились по щекам слезы величиной с крупный брильянт.