Книга По счетам, страница 22 – Андрей Константинов

– Правильный, говоришь? Так это смотря по каким понятиям.

– По любым! И по нашим, и по вашим! – продолжил наращивать градус Павел. – Он волченыш еще совсем. Не выживет он там, по первости, в одиночку. Ты только поначалу за ним пригляди, а? А дальше сам сдюжит. У парня навыки выживания отменные – через такое прошел, что… у-у-у-у. Нутром чую – выкарабкается. Лишь бы с самого начала лапы не перебили.

Здесь Яровой устало выдохнул и потянулся за папиросами:

– Вот такой будет мой сказ, Чибис. А теперь от тебя слова ответного жду… Да возьми ты уже папиросу! Хорош кобениться!..

* * *

И трех часов не прошло, как Чибис был возвращен обратно в «Кресты». В некогда главную тюрьму Российской империи, изначально задумывавшуюся как одиночную. «Преступник – это, без сомнения, грешник, – так в 1880-е рассуждал чешских корней архитектор Антоний Томишко, приступая к исполнению государева заказа на строительство нового столичного пенитенциарного учреждения. – А единственный путь грешника – покаяние. Иначе на его жизни можно ставить крест». По дерзновенному замыслу архитектора, одиночная камера должна была стать для затворника монашеской кельей, местом для молитвы о прощении.

Много невской воды утекло с тех пор. И на не меньшем количестве узников, прошедших через «Кресты», государство поставило жирный крест. Отныне одна только робкая попытка молитвы вызывала в этих стенах гомерический хохот сокамерников. Исчезли как класс и камеры-одиночки. Так, например, та, куда поздним вечером после разговора с Яровым перевели Чибиса, была заселена шестью сидельцами. И по местным меркам это считалось более чем сносными условиями казенного общежития…

Чибис степенно, по-хозяйски зашагнул в камеру. Дверь за ним тут же захлопнулась, с тем же противным лязгом закрылась на замки – и на пару секунд в былой келье «грешников» сделалось тихо. Постояльцы, включая тех, кто кемарил, синхронно подняли и поворотили головы. С неподдельным интересом всматриваясь в подселенца.

– Ну, поздорову, бродяги. Если кого разбудил – извиняйте.

– Батюшки-светы! – мячиком скатился с нижней, по правую руку от стола, шконки бугор внутрикамерного значения по прозвищу Хват. – Братцы, никак сам Чибис? Вот уж кого не ждали, не думали, не гадали!

Соблюдая устоявшийся церемониал, следом с полатей ссыпались остальные страдальцы. Все, за исключением лежащего на одном из вторых ярусов Юрки. Чибис этот момент отметил, но вида не подал. Лишь с усмешечкой отреагировал на захлебывающуюся эмоцию старшóго:

– Ждали его с моря, да на корабле, а он с печки на лыжах выскочил.

Наводя порядок, Хват нишкнул парню с нижней по левую руку шконки, и тот торопливо принялся собирать манатки, перемещаясь свободным этажом выше.

– А тебя, фраерок, что? В малолетстве старших уважать не научили? – прошипел бугор в адрес Юрки. – Задницу от шконки, может, оторвешь?

– Меня учили старшим место уступать. Я, в принципе, готов. Только, гляжу, вы уже и без меня подсуетились.

– Слышь ты, гунявый? Не опасаешься, что я и осерчать могу?

– Не кипятись, – осадил не в меру суетливого старшóго Чибис. – Парнишка, судя по всему, не только человек молодой, но и до этих стен непривычный. Подрастерялся малость.

– А коли подрастерялся, за нами не заржавеет. Пособим, подсоберем, – огрызнулся Хват. Тем временем Чибис прошествовал к столу, выгрузил из карманов газетный кулек и осьмушку хлеба, распорядился:

– Разделите на всю артель. Чем богаты. Ну да, все едино: лучше маленькая рыбка, чем большой таракан.

Хват метнулся, развернул газетку и заблажил с придыханием:

– Зацените, братва! Какой человек с вами последним куском делится! Эхма, держите меня семеро! Снеточки! Вяленые!

Далее – не то экспромтом, не то выудив из подсознания посконно деревенское, затянул гнусаво:

Чибис же сосредоточился на крестнике капитана Ярового.

– Мил человек, сделай одолжение: спустись да представься чин по чину. Как зовут? Кто таков? Чьих будешь?

Юрий нехотя спрыгнул на бетонный пол.

– Звать Юрием. Просто человек. Папин и мамин буду.

Учуяв в словах парня плохо прикрытую дерзость, Хват двинулся было принять меры, но Чибис предупредительно цыкнул в его сторону, а остальные сидельцы навострили уши.

– Это всё? – уточнил Чибис. – В части представы?

– Пока хватит.

– Это смотря как хватит. Иной так хватит, что и в три дня не отлежишься.

– Может, и так. Да не всяк Тарас подпевать горазд, – парировал Юрий прибауткой, некогда услышанной им из речи Митяя.

– Реагируешь правильно, но интонация подводит, – оценил Чибис. – Мнится, паря, что ты за дерзостью своей неуверенность шхеришь. Что ж, это мы понять в состоянии. С пятерик почахнешь – привыкнешь.

– Так ведь это только к хорошему быстро привыкаешь. Но вот чтобы к таким… – Юрка пренебрежительно кивнул в сторону Хвата, – персонажам привыкнуть, боюсь, пяти лет маловато будет.

– Ты это кого щас персонажем назвал?!!

Оскорбленный бугор подскочил к парню, на ходу занося руку с явным намерением отвесить леща. Однако Юрка эффектно и исключительно ловко увернулся, посему мощный шлепок ладонью пришелся об железную стойку нар. Дальше – больше: поскольку инерционная скорость Хвата еще не была погашена, неуловимым движением Юрий успел заплести бугру ногу, чутка подтолкнул вперед – и Хват со всей дури грохнулся на пол. Причем уселся аккурат на пятую точку, вызвав предсказуемый гогот сокамерников. Впрочем, тут же пружинисто, как кошка, вскочил, рванул на груди (пуговицы вразлет) рубаху:

– Ну всё! Ты – покойник!

– Остынь! – спокойно, но при этом смеясь глазами, приказал Чибис и подошел к Юрке. – А ты, значит, у нас парень гордый? Подзатыльника от старших принять не готов? – Теперь взгляд матерого сидельца изменился, сделался пристальным, изучающим.

– Отчего же? Можно и принять. Только это смотря какой старший. Они ведь разные бывают. От вас, может, и принял бы.

– С чего вдруг мне такие аванецы?

– А у вас глаза другие.

– Это какие же?

– Был один человек. Он меня, помимо прочего, от подзатыльников уворачиваться учил. Так вот, у него тоже такие были.

Теперь Чибис посмотрел на Юрку уже с неподдельным интересом. Крестник капитана Ярового ему начинал нравиться.

– У тебя, чую, скоро тоже другие будут, – злобно ухнул из своего угла Хват. – Когда я тебе, паскуда, глаз на задницу натяну!

Юрий вознамерился было достойно огрызнуться. Но, уткнувшись взглядом в обнаружившуюся под рваной Хватовой рубахой наколку с изображением рыцаря и виньеткой текста, с ходу срубил тему и невинно поинтересовался: