Книга Мельничная дорога, страница 44 – Кристофер Дж. Эйтс

Я закрыл глаза и ждал, когда все закончится.

Это было не самое страшное избиение, которое мне пришлось испытать: несколько синяков и шишек, ничего не сломано, однако достаточно серьезное, чтобы на следующий день я не пошел в школу.

Мы были вдвоем с Билли – часто, находясь дома, я выполнял функции няньки. Увидев меня, братик расплакался и попытался разгладить мои шишки. Он был ласковым человечком. Через несколько часов я увидел, как в сломанных жалюзи блеснул свет фар – после рабочего дня в закусочной «Голубая луна» вернулась мать, и я нырнул в постель.

К счастью, отец переживал очередную короткую фазу трудовой занятости, поэтому на следующий день мне не пришлось с ним увидеться. Когда через три дня он заметил мои раны, я сказал:

– Посмотрел бы ты на того, с кем я сцепился.

Это отцу понравилось, и он довольно причмокнул. Зато мать при взгляде на меня на следующее утро всплеснула руками:

– Ох, Мэтью, сыночек, клянусь, что это в последний раз. Обещаю. (Сколько раз это было в последний раз?)

– Это не он, мама, – возразил я. – Один придурок из школы.

Мать облегченно вздохнула и все утро хлопотала надо мной. Казалось, она обрадовалась возможности врачевать мои раны. Те, что, разбушевавшись, наносил мне отец, он запрещал трогать.

– Ерунда, Лусилл, – говорил он. – Удачный удар, не более.

Мать разогрела томатный суп, кормила меня и утирала подбородок, пока я старался все проглотить. Приносила завернутый в кухонное полотенце лед, и мы вдвоем смотрели ее любимые шоу. Когда она ушла работать в вечернюю смену в закусочной, я лег на диван и уснул.

Проснулся от стука в дверь. Увидел в окно, что это Пэтч. Сначала не хотел открывать – уж больно он выглядел по-церковному опрятным в своей рубашке без пиджака, на пороге нашей не лучше трейлера развалюхи.

Но все-таки открыл. Пэтч, покосившись на меня, ужаснулся, смутился.

– Ублюдки, – сказал я. – Смелые, если только впятером на одного.

– Гады. Ты в порядке?

– Обойдется. А ты?

– Я? – Он растерялся. – Пришел поговорить по поводу того, что случилось…

– Зайдешь?

– Да. – Патрик кивнул. И, переступив порог, стал искать нечто вроде коврика, чтобы вытереть ноги. Не найдя, принялся развязывать шнурки.

– Входи так, – предложил я.

Но он все-таки снял ботинки. И это стало началом всего.

Нью-Йорк, 2008

Мэтью! Это Патрик Макконел. Хочешь встретиться и обсудить твое деловое предложение?

Патрик! Вот так сюрприз! Конечно, хочу. Ты где?

У твоего дома.

Интересно. Я не в городе, но могу вернуться через два часа.

Нет, не получится. Как насчет понедельника?

Давай. Но если мы собираемся встретиться, я хочу тебе кое-что показать. Это в двух часах езды от города. Как насчет того, чтобы я подхватил тебя в 11 часов?

11 часов – нормально. Только я поеду на своей машине. Где предлагаешь встретиться?

На Палисейд-паркуэй у Рокфеллеровской смотровой площадки. За первым выходом на север есть паркинг. Поедешь за мной оттуда. Хорошо?

Да. Кстати, я только что познакомился с твоим приятелем. Думаю, я ему не очень понравился.

С Эндрю? Не волнуйся. Он безобиден.

Значит, в понедельник в 11 часов утра.

В понедельник. Буду с нетерпением ждать.

Я наслаждался летом 1981 года – это был один из лучших периодов моей жизни. Мы с Хитрюгой вдвоем кружили по холму, заглядывали в тенистые уголки, облака на небе рисовали темные озера на земле, и наша дружба постепенно крепла, пока мы играли в собственные игры, превращая жизнь в ежедневное приключение. Когда усиливалась жара, мы прыгали в холодную воду Свангамского озера или, распластавшись, прижимались к стенам ледяных пещер. Швырялись жестянками, строили крепости, ели дикую голубику, купались под водопадами…

Приключение было противоположностью школе – истинным образованием.

Но мы оставались парнями, и, случалось, наши забавы доходили до рискованных границ. Я прятался в крепости, а Хитрюга нападал с рогаткой, и мы выясняли, кто победит. Иногда немного дрались – я считал, что такой опыт полезен для Хитрюги, если ему придется снова схлестнуться с какой-нибудь Бараньей Башкой. Однажды сделали копье, я метнул его в Хитрюгу и ободрал ему ногу. Сказал, чтобы он метнул копье в меня, но Хитрюга настолько расстроился, что отказался.

Я ничего не боялся. Не из пугливых и по сей день. Уверен, из меня мог бы получиться каскадер или пилот-истребитель. Мне нравилось прыгать между выходами скальных пород на Пирамидальной скале. Хитрюга просил этого не делать, поскольку от одного вида моих прыжков у него кружилась голова, чего я никогда не понимал и, смеясь, находил еще более рискованный просвет. Когда мы играли в Тарзана и летали через ручей на веревке, он искал место, где глубже, я – где острее камни. Мне нравился риск, и мною верховодило чувство, что ничего плохого не случится.

Если бы к моей голове приставили пистолет, я бы не испугался, потому что не поверил бы, что кто-то намерен спустить курок, хотя понимал – не дурак, – что и такое возможно.

Вот так я воспринимал окружающее.

Настала зима 1981 года и вмешалась снегопадами в наши игры – слой ложился за слоем, и от снега и стылого воздуха у меня появлялся зуд. Хорошо хоть можно было пойти к Хитрюге и пострелять на «Атари» из танков, погонять бипланы или посмотреть записанных с телевизора «Придурков из Хаззарда» и «Остров фантазий». Но я не мог дождаться оттепели и по утрам, перед началом очередного нудного дня с надеждой смотрел из окна спальни. Занятия в школе тянулись медленно – ежедневно одно и то же: из пункта А в пункт Б, сорок минут остановки, в пункт В, сорок минут остановки… Неужели, кроме меня, этого никто не замечал? Нас воспитывали трутнями, чтобы в будущем распихать по своим ульям. Я не находил себе места и, раздражаясь на школу, зарабатывал неприятности чаще всего за то, что огрызался учителям или не выполнял домашнюю работу. В драках больше не участвовал – не было нужды.

Лишь одно событие всколыхнуло наши школьные будни.

Самыми симпатичными девочками в нашем классе были Ханна Дженсен и Кристи Лейн. Ханна Дженсен была добра, умна и привлекательна. Кристи Лейн, наоборот, отнюдь не добра – своенравная злючка из тех девочек, которые вызывают самые худшие эмоции в окружающих. От таких людей я обычно держусь подальше, но проблема заключалась в том, что Кристи была сексуальной штучкой, горячей блондинкой и однажды поцеловала меня. В свое оправдание могу сказать, что хотя теоретически она могла мне не нравиться, в свои четырнадцать лет я достиг половой зрелости. В определенном возрасте большинство парней полезут на бадью, если прицепить к ней длинные кудряшки и назвать женским именем. Я был именно в том возрасте и единственный из ребят седьмого класса, кто успел созреть. Старше на год остальных и на фут выше. Седьмой класс – странная стадия взросления: девчонки переросли две трети ребят. Некоторые парни продолжали радоваться тому, чем занимались с пяти лет: возили пластмассовые грузовички, играли в солдатиков или в фигурки из «Звездных войн».