Книга Сальватор. Том 2, страница 119 – Александр Дюма

При виде Жюстена господин в полонезе подошел и низко поклонился, потом опустил воротник своего дорожного плаща, открыв взглядам благородное лицо, несколько утомленное после нелегкого пути, но красивое и энергичное.

Это был генерал Лебастар де Премон.

Другой, тот, что был закутан в длинный плащ, издали почтительно кивнул, но с места не сдвинулся.

Учитель указал им на стулья и знаком пригласил садиться.

– Как, должно быть, доложил ваш слуга, я прибыл от господина Сальватора, – сообщил генерал.

– Как он поживает? – вскричал Жюстен. – Я вот уже больше месяца не получал от него вестей.

– Последний месяц у него было много хлопот, не говоря уж о политических делах, которым он должен был отдавать немало сил накануне выборов. Вы, конечно, уже знаете, что именно его терпению, уму, настойчивости я обязан жизнью своего друга Сарранти.

– Мы узнали эту счастливую весть вчера, – сказал Жюстен, – и я хотел бы отправиться в Париж, чтобы поздравить господина Сарранти.

– Это путешествие ни к чему не привело бы, – улыбнулся генерал. – Вы не застали бы его в Париже.

– Он в изгнании? – спросил Жюстен.

– Нет еще, – печально выговорил генерал, – но это, может быть, еще произойдет.. Пока же он в Голландии.

– Я непременно должен с ним увидеться, – поспешил сказать Жюстен.

– Далеко вам идти не придется, – доложил генерал, оборачиваясь к г-ну Сарранти и указывая на него. – Вот он!

Господин Сарранти и школьный учитель встали в едином порыве и дружески обнялись.

Генерал продолжал:

– Как я вам сказал, я прибыл от нашего друга Сальватора, а вот его письмо, подтверждающее мои слова. Но я вам еще не сказал, кто я такой. Вы меня не узнаете?

– Нет, сударь, – признался Жюстен.

– Вглядитесь в меня внимательно. Вы никогда меня раньше не встречали?

Жюстен вперил в генерала взгляд, но тщетно.

– А ведь мы встречались, – продолжал генерал. – Это произошло в ночь, памятную для нас обоих, потому что вы тогда вновь обрели свою невесту, а я, сам того не зная, впервые обнял свою…

Жюстен его перебил.

– Я понял! – вскричал он. – Я вас видел в ночь своего отъезда в парке, прилегавшем к замку Вири. Это вам с Сальватором мы обязаны своим спасением! Теперь я отлично вас узнаю, словно мы никогда и не расставались. Вы – генерал Лебастар де Премон.

С этими словами он бросился генералу в объятия; тот крепко прижал его к груди и с волнением прошептал:

– Жюстен! Друг мой! Дорогой мой друг! Мой…

Он замолчал, едва не сказав «мой сын».

Сам не зная почему, Жюстен почувствовал, как его сердце сжалось от невыразимого волнения.

Он посмотрел на г-на Лебастара де Премона; глаза генерала подернулись слезой.

– Друг мой! – продолжал он. – Сальватор никогда не говорил вам об отце Мины?

– Нет, – удивленно взглянув на генерала, признался молодой человек.

– Сказал ли он вам по крайней мере, что этот человек жив? – не унимался генерал.

– Сальватор обнадежил меня на этот счет. Уж не знаете ли его вы, генерал?

– Да, – глухо пробормотал генерал. – А что вы думали об отце, который вот так бросил свою дочь?

– Я думал, что это несчастный человек, – просто сказал Жюстен.

– Да, очень несчастный, – подтвердил г-н Сарранти и медленно покачал головой.

– Так вы его не осуждаете? – удивился генерал.

– Он, как никто, достоин сожаления, – печально прошептал г-н Сарранти.

Школьный учитель взглянул на корсиканца, как перед тем – на генерала. Инстинкт ему подсказывал, что один из этих людей – отец Мины, но который из двух? Он переводил взгляд с одного на другого и пытался найти ответ на свой вопрос.

– Отец Мины вернулся, – продолжал генерал, – и с минуты на минуту придет к вам за своей дочерью.

Молодой человек вздрогнул. В этих последних словах ему почудилась угроза.

От внимания генерала не укрылась дрожь Жюстена, и он понял его тайный страх; но он не успокоил, а еще больше встревожил молодого человека, когда сказал, пытаясь не выдать собственное волнение:

– Когда отец Мины придет к вам за своей дочерью, вы ему вернете девушку… чистой… без сожалений… без угрызений совести… не так ли?

– Без угрызений совести, несомненно! – торжественно поклялся молодой человек. – Но не без сожалений! Нет! Нет – взволнованно прибавил он.

– Вы очень ее любите? – уточнил генерал.

– Как никого на свете! – признался Жюстен.

– Как сестру? – спросил отец Мины.

– Больше чем сестру! – покраснев, ответил школьный учитель.

– И, любя ее… таким образом, вы уверяете, что отцу Мины не придется краснеть за эту любовь?

– Клянусь! – отвечал молодой человек, воздев руки и подняв глаза к небу.

– Иными словами, – продолжал генерал, – Мина будет достойна супруга, которого прочит ей отец?

Жюстен задрожал всеми членами и ничего не ответил: он опустил голову.

Господин Сарранти умоляюще взглянул на генерала. Этот взгляд словно говорил: «Испытание слишком велико, довольно мучить бедного мальчика!»

Между вынесением смертного приговора и приведением его в исполнение существует целая гамма неописуемых чувств.

Все, что еще живо в нас, возбуждено, напряжено, мучительно!

Душа и тело получают удар и в одно время переживают потрясение.

Именно это испытывал Жюстен, когда услышал слова: «Супруг, которого прочит ей отец!»

В одно мгновение вся ее жизнь с того вечера, как он нашел девочку, спавшую в поле, и до той минуты, когда, радостный, улыбавшийся, счастливый, он, обмениваясь с ней влюбленными взглядами, услышал, как лакей докладывает о двух путешественниках, прибывших из Парижа и желающих с ним переговорить от имени Сальватора, прошла перед ним по крупице, по капле, страница за страницей. Он снова почувствовал вкус каждой минуты, ощутил аромат, вспомнил все слышанные с тех пор песни и потом из волшебного леса надежды вдруг и без всякого перехода перенесся в темную пропасть сомнения.

Он поднял голову. Губы у него тряслись. Он посмотрел на двух посетителей, в его взгляде читался ужас.

Генерал почувствовал, как страдает молодой человек. Но ему показалось, что необходимо еще одно – последнее – испытание, и он продолжал, несмотря на немые мольбы г-на Сарранти:

– Вы воспитали мадемуазель Мину как родную сестру. Его отец через меня благодарит вас за это и благословляет как собственного сына. Предположите, однако, что в результате превратностей судьбы он клятвенно обещал руку своей дочери другому. Как бы вы повели себя в подобных обстоятельствах?