
Онлайн книга «Опьяненный любовью»
Но и для приюта ее появление оказалось благом. Она понимала в сельском хозяйстве – отец пил, и на плечах Пен лежали заботы о ферме. Она управлялась с садом и полем, возрождала заброшенный хмельник. Пен вместе с товаркой по приюту Каролиной Андерсон решила заняться пивоварением, поддерживая Джо, постоянно нуждавшуюся в деньгах на приют, и результат превзошел самые смелые ожидания. Нет, трудности еще далеко не позади. Два последних лета погода стояла ужасная и урожай был ничтожный, но они выдержали, и в этом году все выглядело намного, намного лучше. Соплодия хмеля висели почти готовые к уборке. Она и правда все это бросит? Да. Бросит. Счастье Гарриет важнее всего. И уйдет Пен не для того, чтобы целыми днями сидеть без дела. У нее будут новые обязанности – жены викария. Пен будет заботиться о Годфри и нуждах его прихожан. У нее свело живот. Чем меньше она будет думать о нуждах Годфри, тем лучше. – Ох! Это опять Верити. Девочки завладели вниманием Пен. Верити закрыла голову руками, шляпка ее съехала набок. Гарриет же вознесла над головой псалтырь. – Только тронь меня еще раз – ударю посильнее! – прозвенел во внезапно наступившей тишине голос Гарриет. Все прихожане замерли в ожидании грандиозного скандала. Годфри откашлялся. Оставалось только бежать. Пен схватила Гарриет за руку и, сорвав со скамьи, по проходу потащила за собой. – Извините меня. Простите. Гарриет нужно на воздух. – Мама, – сказала Гарриет, когда у них за спиной захлопнулась тяжелая деревянная дверь церкви. – Не сейчас. Кто-то из паствы Годфри вполне мог при внезапном приступе любопытства последовать за ними. Пен стащила Гарриет по ступеням церкви, проволокла по зеленой деревенской улице, через мост… Только на холме, на полпути к усадьбе, девочка вырвала руку и остановилась. Пен посмотрела в лицо дочери и почувствовала, как сжалось сердце. Непреклонным взглядом, упрямством и горячностью Гарриет напомнила ей Гарри. Пен испытала прилив гордости, любви и тревоги. Подобная уверенность в себе и независимость восхищают в мужчине, особенно в мужчине, получившем графский титул. А деревенской девочке без отца они могут навредить. – Мама, я не раскаиваюсь, что ударила Верити. Она подлая! – Гарриет… – Как бы Пен ни была согласна с дочерью, насилие поощрять нельзя. – Верити в приюте новенькая. Ты знаешь, как трудно бывает новеньким. Глаза Гарриет сузились, а челюсть превратилась в гранит. – Знаю. Я пыталась с ней поладить, но она все время меня задирает. В груди Пен снова вспыхнул гнев. Она изо всех сил старалась говорить ровно. – Я поговорю с миссис Джо… – Мама, Верити назвала меня ублюдком! Пен замерла, открыв рот. Затем сердце забилось так сильно, что она испугалась, что оно выскочит из груди. «Успокойся. Верити не может знать. Литтл-Падлдон – глухая деревенька в Кенте. Никто из нее не ездит в Лондон и не приезжает из Лондона или Дэрроу. Мы в безопасности». Но Верити с матерью приехали из Лондона. Ее сердце забилось сильнее. Она не могла вздохнуть. – Мама, я сказала ей, что ты вдова. Что папа погиб, сражаясь с Наполеоном. – Гарриет всхлипнула. – Она надо мной посмеялась. А потом показала на мои волосы и заявила, что это доказывает, что я ублюдок. «О боже! О боже… Дыши глубже. Ты еще можешь все исправить». – Если ты о пряди, я говорила тебе, что она появилась после той твоей лихорадки. Десять лет назад, когда Пен поняла, что в положении, она решила уехать из Дэрроу и никогда туда не возвращаться. Даже согласись выйти за мужчину, выбранного для нее отцом и графом, когда у малютки появится эта седая прядь, станет ясно, кто настоящий отец ребенка. Или того хуже: все решат, что она спала с Уолтером, а Гарриет сочтут его отродьем, коих в округе и без того хоть пруд пруди. Однако прядь все не появлялась. Год за годом волосы Гарриет оставались темными. Пен даже начала надеяться, что так будет всегда. Она почувствовала облегчение и одновременно, как ни странно, легкую грусть. Если быть честной, в глубине души ей хотелось этого зримого напоминания о Гарри. «Я дразнила его: мол, у него в волосах запутался лунный свет». А Гарри возмущался и протестовал. В этом году, вскоре после приезда в Литтл-Падлдон викария Годфри Райта, Гарриет заболела. Когда дочь выздоровела, у нее над виском протянулась тонкая седая прядь. Не очень заметная. Когда она в шляпке или аккуратно расчешет волосы, прядка совершенно не видна. До сегодняшнего дня и сама девочка, и все вокруг верили в придумку Пен о лихорадке. – Верити говорит по-другому. Она вместе с мамой называет это прядью Грэмов и семейной отметиной графов Дэрроу. У Пен упало сердце. Конечно, можно сказать, что отец Гарриет из материнской линии семьи. Но этим она только добавит новую ложь к той, что уже наплела. Лучше держаться первоначальной версии. Ее молчание слишком затянулось. От отца Гарриет унаследовала острый ум и отвагу. – Это правда? – Ах! – Пен вдруг почувствовала, что не может больше врать. Наконец миг, о котором она мечтала долгие годы, настал. – Э… – Было очень трудно подобрать слова. Лицо Гарриет сморщилось, но она взяла себя в руки. Выпрямилась, словно от удара по спине кочергой. – Ты правда была подстилкой графа? Так говорят Верити и ее мать! – Нет! Неправда… – И все, что ты рассказывала мне о моем отце, ложь? Пен словно ударили по лицу. – Нет! О черт. Сколько лжи она нагородила, хотя мужа, погибшего на войне, придумала тетя Маргарет. Придя в дом тети, Пен была слишком смущена, напугана и опечалена, чтобы возражать. Да и история была недалека от правды – правды сердца Пен. Она чувствовала себя женой. С самого начала знала, что Гарри никогда на ней не женится – графские сынки на фермерских дочках не женятся, – но это не имело значения. Она любила его так, как может любить лишь наивная семнадцатилетняя девушка, – слепо, страстно, безоглядно. Дерзко. Пен верила, что Гарри ее любит – так любит всякий уходящий на войну восемнадцатилетний Керубино. Ни одна жена не волновалась за мужа сильнее, чем она за Гарри, пока он был в Европе. Она боялась увидеть его имя среди погибших. – Гарриет… – Пен подошла. Коснись она дочери, обними, она сможет ей объяснить. Но Гарриет увернулась. Пен неловко опустила руки. – Я… Все было проще… И никогда не имело значения. – Пен судорожно вцепилась в юбку. – Я бы сказала тебе со временем. |