Онлайн книга «Метро 2035: Питер»
|
Молчание. – А хто идет? – спросили оттуда наконец. – Жених идет! Еще заминка. Потом негромкое «клац». Пулемет сняли с боевого взвода. – Иван, ты, чи шо? Иван хотел выматериться в голос, но сил уже не было. – Я. – Тю! – сказали с блокпоста. «Вот тебе и тю». – Выруби свою лампочку, я тут ослепну сейчас! Вымазанный в грязи с головы до ног, Иван дотопал до блокпоста и оглядел вытянувшегося по струнке Ефиминюка. – Кто старший дозора? Почему один? – Та это… – сказал Ефиминюк. – Кто старший? – повысил голос Иван. Ефиминюк замялся. – Сазонов старший. Ты уж звиняй, командир. Та я ж не со зла. А Сазонов, он здесь… Тильки его позвалы на полминуты. Так. Сазонов, значит. – Кто позвал?! – Та я що, крайний? – удивился Ефиминюк. – Не можу знать. – Распоясались, – сказал Иван. Он сдвинул Ефиминюка в сторону, перелез через мешки с песком. Пошел к свету. «Василеостровская» – станция закрытого типа, на ночь все двери запирались, кроме двух: одна вела на левый путь, другая – на правый. Выставляли дозор и на служебную платформу, которая ближе к «Приморской», но не всегда. Когда в Заливе начинался «сезон цветения» и всякая дрянь лезла из туннеля – только успевай нажимать на спуск. Сегодня дозор облажался. «Сазон, битый волчара, ты-то как умудрился?» Расслабились. Феномен Бо – на жаргоне диггеров. Когда косяк допускает тот, от кого этого никак не ожидаешь. «Василеостровская» никогда не относилась к красивым станциям, как, например, «Площадь Восстания», где высокий свод, тяжелые бронзовые светильники, колонны с лепниной и роскошная, «сталинская» отделка зала. «Васька», как называли станцию фамильярные соседи с «Адмиралтейской», была аскетичной и суровой, готовой выдержать голод, холод, атаку тварей и спермотоксикоз защитников. Чисто питерская станция-крепость. Иван поднялся на платформу через единственную открытую дверь. Еще на подходе к станции он услышал гул. Это работали фильтры, нагнетавшие воздух с поверхности. «Василеостровская» давно утратила центральное освещение, но системы фильтрации воздуха и откачки грунтовых вод здесь еще работали. Стоило это будь здоров. «Мазуты» с «Техноложки» дорого берут. А куда деваться? Зато туннели сухие. И есть чем дышать. Неяркий свет дежурных лампочек заставил Ивана зажмуриться. Теперь, куда ни посмотри, скакали цветные пятна. На станции была ночь. Основные светильники, которые питались от дизель-генератора, в это время выключались. Работали лампочки дежурного освещения, запитаные от аккумуляторов, – китайские елочные гирлянды, протянутые над дверными проемами. Ночью станция становилась уютнее. Хорошее время. Кашель, храп взрослых, сонное дыхание малышни – и красные, синие, желтые мелкие лампочки. Иван прошел по проходу между палатками. Это была центральная улица «Василеостровской», ее Невский проспект, существовавший только ночью. Днем палатки сворачивали, чтобы освободить место для работы. В южном торце станции, за железной решеткой, возвышались ряды клеток – мясная ферма. Оттуда шел резкий звериный запах. Иван шел мимо вылинявших, залатанных палаток, слышал дыхание, кашель, хрипы; кто-то бормотал во сне, шумно поворачиваясь на бок. Старая добрая «Василеостровская». Завтра освободят платформу и поставят столы. Завтра станция будет гулять. И осталось до этого – Иван посмотрел на станционные часы, висевшие над выходом к эскалаторам… Желтые цифры переключились на четыре двадцать три. Всего три часа. Долго он провозился. Иван шагал, и ему мерещилось, что он проваливается вглубь серого гранитного пола. «Спать хочу». Но для начала следует сдать снаряжение и умыться. – Где ты был? – Катя, заведующая снабжением и медчастью «Василеостровской», сузила глаза. – Хороший вопрос. А что, не видно? – Иван расстегнул «алладин». Костюм химической и радиационной защиты Л-1 штука ценная, дорогая. – Еще бы не видеть. Весь перепачкался, хуже гнильщика. Иван бросил «алладин» в металлический бак для санобработки. Стянул и туда же положил изгвазданные резиновые сапоги. Теперь портянки. Иван отшатнулся. Измученные ноги на воздухе блаженно ныли, словно не могли надышаться. Иван бросил портянки в бак и закрыл крышкой. Все. – Где тебя носило? – спросила Катя. Невыспавшаяся и раздраженная, она была еще красивее. Иван мысленно поежился. Бешено красивой Катя становилась, когда злилась. – А ты как думаешь? Теперь сдать снаряжение под роспись. Часть вещей – личное имущество Ивана, остальное – собственность общины. Он начал стягивать тонкий свитер через голову, охнул. Скривился, застыл от боли. Похоже, все-таки ребра. Катя бросилась на помощь, помогла снять свитер. Женщины, подумал Иван. Вы так предсказуемы… «Все бы вам котят спасать. Или тигров». – Ты с кем подрался? – Катя ткнула пальцем ему в грудь, прямо в кровоподтек. «Блин». Иван зашипел сквозь зубы. – Что, болит? – спросила Катя с плохо скрытым садизмом в голосе. – Нет. – А так? От следующего тычка Иван согнулся, воздух застрял где-то меж лопаток. Он помотал головой. – Ага, – сказала Катя. – Будем лечить. – Она принесла таз с водой и чистую марлю. Иван выпрямился, открыл рот. Катя уперла руки в бока: – Если ты сейчас скажешь это свое идиотское «бато-ончики», я тебе по башке двину… вот этим тазиком, понял?! Когда с обработкой ран и ссадин было покончено, Катя унесла таз. Потом принесла Ивану воды. Он единым махом осушил стакан, сразу еще один – стало лучше. Пока Иван умывался, Катя достала из мешка чистую смену одежды. Положила на койку, выпрямилась, спросила небрежно: – Значит, завтра? – Ты красивая, – сказал Иван, одеваясь. Катя посмотрела на него. – И очень умная. И у нас действительно могло что-то получиться. – Но не получилось. – Катя выдохнула легко. – Обними меня напоследок, Одиссей. Иван помедлил, но покачал головой. – Не могу. Прости. – Что? Он отвел темную прядь с ее лица. Улыбнулся одними глазами. – Я почти женат. Наверное, это глупо, как думаешь? – Он взял ее за подбородок и поднял ей голову. Посмотрел в глаза. – Это глупо? – Нет, – сказала Катя. – Ты, сукин ты сын… Ты должен в ногах у нее валяться и бога благодарить за нее, придурок чертов! Понял?! – Да. |