Онлайн книга «Ловец бабочек»
|
Невинные девы его интересовали мало. А теперь и пугали. Уж больно хищным был взгляд у блондиночки. А кренделек сам собой, не иначе, оказался в Себастьяновой руке. Этак, он и опомнится не успеет, как оный кренделек в рот сунут и пережевать заставят, если сами не пережуют. - Простите, но я позавтракал… - Так разве это завтрак? – Белялинские, похоже, были настроены серьезно. Что они в эти крендельки понапихали? Приворотного? Или сразу яду? Хотя… он вроде бы как ничего такого сделать не успел, за что его травить… - Это так… баловство… - Воеводе не до баловства, - неожиданно на помощь пришла младшенькая Гуржакова, ввинтившаяся между сестрицами Белялинскими. – Воевода занят! - Чем же? – черная бровь приподнялась. - Делом - Вот-вот! – донесся голос пана Мимирова, - делом заниматься надо, а не кренделя поедать на рабочем-то месте… - Нам надо поговорить, - панночка Гуржакова повисла на Себастьяновой руке, прижалась грудью к плечу и дыхнула в самое ухо ароматом яблок и… …все-таки приворотное. Облилась-то с макушки до пят, не пожалела… странно, что Себастьян раньше не почуял. Шея зачесалась. И он попытался высвободиться из объятий панночки, которая, невзирая на кажущуюся слабость, все ж держала потенциальную жертву крепко. И похоже, настроена была серьезно, чем и заслужила одобрительный взгляд матушки. - Поговорим, - пообещал Себастьян и, не удержавшись, поскреб шею. …может, и вправду жениться? Не на такой от дурочке, конечно, которая приворотами балуется, а хоть бы на Белялинской… старшенькая, пусть и не молода, но вполне себе симпатична… Евдокию чем-то напоминает. Цветом волос. И только. Себастьян отогнал непрошенную мысль. Интересно, чем эти пользовались, если мысль о женитьбе показалась вдруг донельзя заманчивой? А Белялинска взялась за другую руку, голову на плечико пристроила и мягко так произнесла: - А знаете, нам ведь с вами тоже поговорить есть о чем… Шея зачесалась сильней. И воротничок накрахмаленный показался вдруг донельзя тугим. Себастьян с немалым трудом стряхну обеих красавиц. Вот же… а с виду приличные панночки… - И о чем же, - голос стал сиплым. А чесалась уже и спина. Знакомо. - Это такое дело… - пропела Белялинска. И от голоса ее голова закружилась. Красивый голос. Нежный. И сама она… пусть помолвлена, но помолвка – еще не свадьба. Себастьяну не откажут, если попросит руки… а он попросит? Отчего бы и нет? Сколько можно жить одному, и вправду так недолго одичать. И разве не приятней ему будет возвращаться в свой уютный дом, чем в прокуренную гостиную панны Гжижмовской? Любовь? Что с той любви… трезвый расчет и только… панночка Белялинска умна. Воспитана. Сдержанна. Она станет хорошей женой. Детей вот родит. На детях мысль споткнулась и погибла. Нет, дети его не то, чтобы пугали, скорее при виде их, особенно младенцев, Себастьян начинал испытывать пренепреятнейшее чувство беспомощности. - Все отошли, - рявкнул он и, не удержавшись, поскреб-таки шею. Чешуей пошла. Слева. А с права рог проклюнулся, не на шее, само собой, но легче от того не было. - Вам действительно стоит выйти, - мурлыкнула панна Белялинска, подталкивая к выходу и свою заклятую подругу, которая выходить не желала, и пана Мимирова. - А почему это нам? – панна Гуржакова уперла руки в бока. – Мы, между прочим, первыми приехали, правда, дорогая? Дорогая испустила томный вздох, от которого яблочно-хмельной аромат приворотного окреп. - Вообще-то… - начал было па Мимиров, но обе дамы повернулись к нему и хором произнесли: - А вы помолчите! - Вас вообще здесь не стояло, - добавила панна Гуржакова непререкаемым тоном. – А потому поимейте совесть вести себя прилично! От этакой наглости пан Мимиров онемел. И растерялся. И растерявшись, почти позволил вытолкать себя из кабинета, но в последний миг опомнился и растопырил руки, будто желая дверь обнять. - Что вы себе позволяете?! – взвизгнул он, отбиваясь от дам, единых в своем желании избавиться от лишнего свидетеля. – Что они позволяют?! Обратился пан Мимиров уже к Себастьяну. И тут же подобрался. - А вы… вы что себе позволяете? С рогами на рабочее место являться?! Пугать бедных горожан чешуею… я буду жаловаться! - Не сомневаюсь, - прохрипел Себастьян, осознавая, что ему-таки повезло. Яблочный дурман младшенькой Гуржаковой, которая изо всех сил старалась оным дурманом пользоваться и теперь отчаянно хлопала ресницами и губки надувала, но оттого не становилась симпатичней, мешал зелью Белялинской, из чего бы оное зелье не было изготовлено. Главное, что почесуха не позволяла сосредоточиться на мыслях о женитьбе… …кольцо прикупить надобно. …или без кольца… сразу в храм… не откажут… Себастьян шагнул к окну. Он почти выдрал разбухший от влаги переплет, и не удивился, что стекла посыпались. - Вам дурно? – с притворною заботой осведомилась панночка Белялинска. Себастьян лег на подоконник и высунулся, сколько сумел. Подоконник был влажным и облюбованным голубями, а значится, костюм придет в негодность… плевать. Дождь. Шумит в водосточной трубе… рядом с кабинетом лежит, а Себастьян все гадал, что это за стеной этою шубуршится. Вода… вода – это хорошо. Холодненькая. С неба. Стекает по волосам, по коже, смывая приворотную отраву. - Пан Мимиров, - он растер воду по лицу, и проклятый зуд унялся, а вот мысли о женитьбе не исчезли. Приглушенными стали, это да, но вот… - Пан Мимиров, окажите любезность, пригласите дежурного… и пусть пару акторов вызовет, кто есть на месте… будем оформлять протокол. - Какой протокол? Панна Гуржакова зонтом перекрыла выход из кабинета. - Обыкновенный, - Себастьян отряхнулся. – О применении запрещенных веществ к лицу, пребывающему на государственной службе с целью… Ему пришлось вновь высунуть голову в окно и, открыв рот, дышать, потому что зуд сменился приступом тошноты. Она накатывала волнами, сменяясь резью в желудке… …похоже, язва есть естественная болезнь воевод. - Это он о чем? А вот актерствовать панна Гуржакова не умела. - О том, дорогая, что ваше приворотное, похоже, порченным оказалось, - лицемерно ответила панна Белялинска. – Сочувствую… |