Книга Когда возвращается радуга. Книга 3, страница 95 – Вероника Горбачева

— Что ж, в таком случае — и мне остаётся лишь выразить своё довольство. Милостью божьей и вашими стараниями справедливость восторжествовала. С учётом некоторых… гхм… обстоятельств… — он выразительно глянул на Дитриха, но в пояснения вдаваться не стал. — … Его Величество Елизавета вряд ли станет выказывать недовольство, а уж тем паче — претензии — к виновникам происшедшего. Тем более…

Он устремил на Бомарше проницательный взгляд.

— Тем более, к тем моим подданным, которые не просто проявляют своеволие, а тем самым осуществляют чаянья своего короля, пусть и не произнесённые вслух… Благодарю, господа. Досадно, что вы так небрежно игнорировали мой запрет на проведение дуэлей, но, тем не менее, вы избавили нашу землю от воплощения Зла, а кто я такой, чтобы наказывать за доброе дело? Однако как государь и высший судия в своём королевстве, я не могу оставить ваш проступок без наказания.

— Мы понимаем, сир, — смиренно ответил Бомарше. — И готовы умереть, если вы того потребуете.

Его Величество фыркнул.

— Ну да. Разумеется. Особенно ты, господин дипломат с хитрой рожей… Вот что, Огюст, езжай-ка месяца на три в Эстре, к Бенедикту, пусть он наложит на тебя епитимью. Давно он желал обучить своих послушников османскому языку, да всё сетовал, что наставника не найдёт… А заодно присмотрись к его ребятам, нет ли кого с дипломатическими задатками. Маловато у нас миссионеров в Империи, надо бы ряды пополнить… Филипп!

Уяснив, что гроза миновала, Бомарше поклонился, стараясь удержать на лице достаточно скорбное выражение, и отступил, освобождая место графу де Камилле.

— Вот что мне с тобой делать? — пробормотал король. — Вроде бы и не судят победителей… И всё же придётся загнать тебя куда подальше, с глаз долой, вроде бы и повысить, и от двора отлучить надолго.

Граф не дрогнул.

— Новый Свет? — спросил прямо.

— Так уж и… С чего ты взял? Мысль, конечно, неплохая, давно пора обновить наш дипломатический корпус в Квебеке, однако… Ты забыл, что за тобой должок?

Филипп побледнел.

— Сир…

— Вот именно! А о добром имени девушки ты не подумал? Завтра же лютецкие сплетники начнут разносить подробности о твоём поединке с бриттским вампиром, а заодно строить предположения: из-за чего, собственно, ты его убил? Черни наплевать на твои благородные побуждения, она не знает, что такое — понятия чести…

— О, тут вы заблуждаетесь, сир, — прервал де Камилле, словно позабыв, с кем разговаривает. — Простолюдины очень хорошо понимают, что такое благородство. Пусть не все, но некоторые из них наделены лучшими человеческими достоинствами. Они дорожат дружбой и умеют любить. Они знают, что такое верность и самоотверженность, храбрость и умение пожертвовать собой. Люди самого низкого происхождения порой совершают поступки, которыми можно гордиться, в то время как их господа предаются порокам и вызывают отвращение. Разве не так?

Генрих нахмурился. Буркнул:

— Как был идеалистом, так и остался.

Помолчал, отвернувшись.

— И не перебивай короля! Совсем забылся… Между прочим, твою отставку я не принимаю. Второй раз кряду не принимаю, ты понял? Ты нужен мне — и Франкии! В общем… иди — и делай предложение Ирис Рыжекудрой, хватит тянуть. Она, как я уже заметил, девушка умная, в чём-то, может и поумнее тебя будет, и уже поняла, что одинокой вдове, как ни крути, а нужен новый муж и защитник. Небось, живи она в твоём доме да под твоим крылом, ты бы каждый шаг её знал наперёд, уж у тебя из-под носа её не умыкнули бы! Вот тебе и удобный момент. После похищения девушка полна страхов перед одиноким будущим, и преисполнена благодарности к своему рыцарю. Чего уж лучше!

— Я не могу просто воспользоваться ситуацией, сир.

Голос Филиппа звучал тихо, но твёрдо.

— Что она скажет обо мне потом, когда успокоится и придёт в себя? Что я ловкач, просто оказавшийся в нужном для него месте и в нужное время? Что я…

Хлоп!

Генрих Валуа от души врезал ладонью по столу. Казалось, ещё немного — и из ноздрей и ушей монарха повалит пар. Тем не менее… Король прикрыл глаза ладонью. Выдержал паузу.

Филипп де Камилле, бледный, но не думавший сдаваться, отступил.

Его Величество сумрачно глянул в сторону. Туда, где, затаив дыхание, поджидал ещё один участник банды… вернее команды, наскоро сколоченной Огюстом Бомарше.

— Граф де Келюс, — спокойно окликнул Генрих. — Не так давно вы подали очередное прошение о разводе, напирая, в основном, на то обстоятельство, что брак ваш бездетен. Я ценю вашу деликатность и нежелание обсуждать слишком вольное поведение вашей нынешней супруги. Обе причины мне кажутся достаточными. Я разрешаю ваш развод и буду ходатайствовать о том же перед Матерью Церковью. И вот вам мой дружеский совет…

В горле у короля что-то клокотнуло. Он прикрыл веки, смиряя ярость, помедлив, продолжил:

— Процедура развода, насколько я понимаю, длительная, но мы её ускорим. Отец Дитрих, подскажите…

— Месяц-полтора, — невозмутимо отозвался со своего места Великий Инквизитор. — Может, чуть больше, если придётся подождать решения Папы. Он неохотно идёт на расторжение браков, но, думаю, учтёт особые обстоятельства. Он вообще не любит затягивать с ответами, наш Папа, так что, думаю, в этот срок уложимся.

— Прекрасно. Жак де Леви Келюс, имейте в виду, что если через два месяца этот шут гороховый, — кивок в сторону Филиппа, — не сделает предложения нашей восточной гостье, принцессе из рода Баязидов, которая, видите ли, для него недостаточно хороша… я разрешаю — и даже рекомендую, слышите? — рекомендую вам подсуетиться и сделать аналогичное предложение. Вы меня поняли? Молчать. Не возражать. Всем вон.

… Вот такой-то нелёгкий и весьма насыщенный разговор…

Разумеется, Ирис о нём не знала. Зато помнила слова Али о том, что поединки во Франкии запрещены, поэтому и спросила упавшим голосом:

— Из-за дуэли? Но ведь вы победили, граф!

— Да. Я убил воплощение Зла на земле… — Камилле горько усмехнулся, и словно прервал самого себя. — Нет, не из-за дуэли, она лишь повод. Всё дело в том…

Слова замерли на языке.

— В чём же? — шепнула Ирис. От непонятного волнения перехватило горло. Она невольно сделала шаг к Филиппу, и тот побледнел.

— В вас, — ответил хрипло. И то ли отшатнулся, то ли позорно отступил. — Его Величество настаивает на нашем браке, а я отказываюсь.

Он выпалил это признание, смутно осознавая, что говорит совсем не то. Следовало бы спокойно объяснить ей ситуацию, сказать прямо, что его нежелание жениться вызвано отнюдь не отвращением к ней или, как она однажды попрекнула, к её якобы низкому происхождению. Да будь она и в самом деле дочерью рабыни — он и тогда влюбил… о нет, почтительно заинтересовался бы ею! Но вместо этого благоразумного рассуждения он понёс совершеннейшую дичь.