
Онлайн книга «Когда я падаю во сне»
– Я понимаю, моему поступку нет оправдания. Но если бы речь шла только обо мне! Мы обязаны защитить невинное дитя. Это ребенок Реджи, и в память о нем я должна сделать все, чтобы малыш был окружен любовью и заботой. На хрупкой фигурке Маргарет беременность еще не сказалась. Сердце Сисси понемногу смягчилось, острые углы сгладились, словно у розового лепестка, только не из-за Маргарет, а из-за ребенка. Она вспомнила слова Бойда, и ей показалось, что сквозь мрачные тучи блеснул слабый лучик света. – Я хочу стать крестной матерью. Маргарет обратила к ней залитое слезами лицо: – Правда? – Да, правда. Я желаю принимать участие в судьбе этого малыша, ведь ты у меня в долгу. – Хорошо, – кивнула Маргарет. Она попыталась улыбнуться, но улыбка получилась как у скелета на Хеллоуин. – Не представляю свою жизнь без вас с Битти. Что бы ни ожидало нас впереди, я надеюсь, вы будете рядом со мной и с моим ребенком. – Если родится девочка, назови ее Айви, – поразмыслив, добавила Сисси. – Но ведь ты хотела назвать так свою дочь. – Хотела, но, судя по всему, мне уже не светит выйти замуж и завести своих детей, так что… Из голубых глаз Маргарет вновь полились слезы. – Прости меня, Сисси. Я понимаю, словами ничего не исправишь. Надеюсь только, что со временем ты сможешь меня простить. – Ты должна просить прощения не у меня, – ответила Сисси, вздернув подбородок. – А у кого? – У Бойда. Это ему придется жить с тобой до конца дней. Будем надеяться, он найдет силы простить тебя и самого себя. Маргарет расправила плечи: – Я сделаю его счастливым и стану ему хорошей женой. – Не смей говорить это при мне, поняла?! – яростно воскликнула Сисси. – Я останусь с тобой только ради ребенка, но никогда, слышишь, никогда не смогу думать о вас с Бойдом как о супругах. Я никогда не буду считать тебя его женой, потому что он не твой. Маргарет прижалась к спинке кровати, чтобы увеличить расстояние между ними, но не опустила взгляда. Девушки как будто впервые увидели друг в друге нечто новое, уравнивающее их положение, и потому неожиданное и пугающее. – Попрошу горничную принести еду обратно и прослежу, чтобы ты съела все до последней крошки, – решительно заявила Сисси. – Твой ребенок родится здоровым и сильным, и я буду приходить к тебе каждый божий день, чтобы это обеспечить. Она направилась к выходу. Маргарет окликнула ее: – Я не думала, что так выйдет, Сисси. Я любила Реджи всем сердцем. Если бы не его ребенок, я бы с радостью умерла. Если бы можно было его вернуть, я бы это сделала. – Я тоже. Сисси вышла из комнаты. Дверь захлопнулась с тихим щелчком. Двадцать восемь
Ларкин 2010 Я сидела в кафе, неторопливо попивая «Бурую корову» [33]. Решила устроить небольшой перерыв; я работаю удаленно, ежедневно заверяя босса, что скоро вернусь. Гэбриел вопросительно мотнул головой в сторону колонки, из которой играла музыка. – «Гонюсь за мечтой», Том Петти. Это же музыка восьмидесятых. С чего бы? – Том Петти – один из немногих, чьи песни я ставлю наряду с классикой. Я рассмеялась. Взгляд невольно остановился на фреске. Мейбри говорила, мама любит прятать в своих картинах мелкие детали. Я слезла с барного табурета и подошла ближе, но увидела то же, что и прежде: дуб, реку и трех девушек, сидящих спиной к зрителю. На первый взгляд обычный пейзаж, но выбор цветов и нарочито фактурные мазки кистью оживляют образ, привлекая внимание. Так бывает, если потрясти снежный шар: картинка внутри будто движется. Я отошла назад, чтобы взглянуть с другого ракурса: оказывается, сбоку тоже что-то нарисовано. Пришлось отодвинуть стол и пару стульев. В самом углу был изображен Карроумор, еще не разрушенный пожаром, с изящными колоннами и нетронутой крышей. Из разбитого окна на первом этаже вырывались языки желто-оранжевого пламени, позади виднелась едва заметная женская фигурка с рыжими волосами. Я отшатнулась. – Что с тобой? – Гэбриел положил руки мне на плечи, не давая упасть. – Вот смотри. – Я указала в угол. Хозяин кафе тихо присвистнул. – Надо же, я и не замечал. Твоя мама недавно заходила кое-что дорисовать. Я был занят с покупателями и не видел, как она работает. Айви быстро ушла, поэтому я не успел спросить, что именно добавилось. – Ты помнишь, когда это было? Гэбриел задумался. – За день до того, как с ней случилось несчастье. Или тем же утром. Я подошла ближе и пристально вгляделась в рисунок. На втором этаже тоже полыхал пожар, у окна схематично нарисованы лица двух светловолосых женщин. – Как же я не заметил? – Гэбриел покачал головой. – Когда Айви впервые пришла рисовать, то сказала, что пытается изобразить свой кошмар, чтобы он перестал ей являться. Я постеснялся расспрашивать, а зря. – Да, я тоже жалею, что в свое время ее не спросила. – Погоди-ка. – Он взял меня за руку. – Хочу показать тебе одну вещь, подарок от твоей мамы. Заинтригованная, я прошла вслед за Гэбриелом в заднюю комнату, которую тот использовал в качестве кабинета. На высоких металлических стеллажах теснились многочисленные коробки, снабженные аккуратными ярлычками. – Наверное, дело рук твоей жены? – Я указала на коробку с надписью «Салфетки». – Откуда ты знаешь? – удивленно спросил Гэбриел. – Догадалась, – улыбнулась я. – Так что ты хотел мне показать? Он достал с нижней полки прямоугольную деревянную коробку с латунными уголками и замочком. Темное вишневое дерево отполировано до блеска, на крышке и по бокам красуется яркая роспись. Гэбриел расчистил место на захламленном столе и поставил туда коробку. – Мама рисовала? – Я осторожно провела пальцем по крышке. – Да, – кивнул Гэбриел. – Эта коробка для сигар принадлежала папе Эллиса. Моя мама работала на Элтонов, и она ей приглянулась. Когда миссис Элтон умерла, мистер Элтон подарил коробку маме, а она перед смертью отдала ее мне. В то время я только начинал свой бизнес, и мама решила, что я должен где-то хранить наличные. Мамина молодость пришлась на Великую депрессию, так что она не верила банкам. Не могу ее за это упрекнуть. Я разглядывала рисунок на крышке. Изображение загибалось по краям, словно нарисованное на холсте: в центре – кафе на набережной, а вокруг – река, лодки, чайки и даже турист с фотоаппаратом. Там же – важные вехи в жизни Гэбриела и его кафе, изображенные в миниатюре: свадьба, рождение детей и крошечные рожки с мороженым, символизирующие появление новых вкусов. |