
Онлайн книга «Наши друзья Человеки»
– Я есть хочу, – стонет Саманта, потирая живот. – А я думал, раз мы в раю, то не должны чувствовать ни голода, ни жажды. – Я есть хочу. Я пить хочу. Я ЕСТЬ ХОЧУ! – Никто не придет. Мы, как Робинзон Крузо и Пятница, предоставлены сами себе. – Ты меня бесишь. – Если никто не придет, то мы съедим друг друга. – Фу! Ты, что же, думаешь, тобой можно соблазниться? – Напротив, вас я нахожу весьма аппетитной. Он облизывается. Она хочет дать ему пощечину. Он еле успевает схватить ее за запястье. Она пытается осуществить свое намерение другой рукой. – Вечная проблема с интегристами, – говорит он, держа ее за оба запястья. – С вами невозможно разговаривать, вы тут же переходите к насилию. – Пусти меня. Ты... Вдруг сверху сыплется дождь из чипсов. Рауль оставляет свою пленницу. Саманта ловит чипсы. Он тоже подбирает один и очень внимательно его рассматривает. – Это что за штука? – спрашивает заинтригованная Саманта. – Консистенция странная, похоже на чипсы. Он подносит чипс к носу. – Не пахнет ничем. Саманта втягивает носом воздух и поворачивается к Раулю: – Как думаешь, жрать это можно? – Надо бы попытаться. – Давай ты. – Почему я? – Э-э... Ты – ученый. Рауль, после колебания, откусывает крошечный кусочек. – Ну и как? – Никак. Что-то среднее между хлебом и картоном. Теперь пробует она. – Да они восхитительные! – восклицает она. – Как просфора. Молодая женщина собирает чипсы и набивает себе рот. – Во всяком случае, это решительно доказывает, что мы не в раю и не в аду, – говорит он назидательно. – Если мы поглощаем пищу, значит, мы находимся все еще в материальном мире. – Молчи и ешь. – Наши похитители хитры. Они нас испытывают. Они наблюдают за нашим поведением. Можно утверждать, что еда упала как раз тогда, когда мы держались за руки. Это не случайно. Я вам сейчас покажу. Он придвигается к ней. – Лапы прочь! Саманта делает вид, что дает ему пощечину. Рауль крепко сжимает ее запястья – сверху снова падает корм. – Вы видите? Я прав. Каждый раз, когда мы вот так касаемся друг к друга, они бросают нам пищу. – И что из этого следует, господин Всезнайка? Он тревожно поднимает голову: – Они чего-то ждут от нас. Она, в свою очередь, тоже обеспокоенно смотрит вверх: – Чего? – Своих хомячков я награждаю галетами тогда, когда они выполняют то, чего я от них добиваюсь. Вы, наверное, то же самое делаете со своими тиграми, да? – Я своих кормлю сырым мясом, а не искусственным кормом. От него их рвет. – Существа, которые за нами следят, – говорит он, глядя на потолок, – кто бы они ни были, считают наше поведение «позитивным» тогда, когда мы вот так держимся за руки. Саманта застывает на мгновение, потом снова становится на колени. – Это не просфора и не чипсы, это... манна небесная, – говорит она торжественно. – Ох, мистики... – Как у Моисея в пустыне. Бог нас не покинул. – Эй, Бог! Если ты нас слышишь, не дашь ли еще сандвича с маслом, ветчиной и корнишонами? И пивка? И сигаретки? Саманта не смеется. – Политика кнута и пряника, – продолжает он. – Электрический разряд как наказание. Еда как награда. – С нами делают то же, что мы делаем с животными. – Так вы думаете, они станут жечь вам ноги раскаленным железом, а мне заливать в глаза едкий шампунь? – Как я раскаиваюсь в том, что приносила страдания другим! – Да, правда, все-таки отвратительно то, что она делала. – Я грешила. – Опять начинается. Чувство вины. Не верится только, что искреннее. – Я грешила. И я наказана. – Вы – да, вы заслуживаете наказания. (Он смотрит на потолок.) Но я? Не понимаю. – Заткнись! – Да вы еще и вульгарны. А вульгарность – это один из семи смертных грехов! – Я тебе сейчас глотку все-таки заткну! – Вульгарная, агрессивная, прожорливая. Да, тут есть за что прощения просить. Можно добавить еще грубость, суеверность, жадность, капризность, склонность к эксгибиционизму, к постоянным истер... Она бросается к нему и хочет влепить пощечину, но он пригибается и с трудом увертывается. Становится в стойку, словно боксер, готовый к схватке. – Истеричка... На этот раз вы меня не застанете врасплох. В юности я занимался тайским боксом. – Один раз я тебя достала и еще достану. Они смотрят друг на друга с вызовом. Она бьет его ногой. Он сгибается от боли. – Ой! Да она сумасшедшая! Мне больно. – Алле-ап! Лежать, зверюга. Будь умницей. Понял? Умница. Ап! (Обходит вокруг него, как укротительница вокруг хищника.) Ап! Тихо. Спокойно. Будь умницей. – Хорошо. (Он пожимает плечами.) Нам трудно понять друг друга. Но все же нам надо как-то устроиться. – Нам надо просто поделить пространство. (Она ногой чертит линию по центру помещения.) Отсюда до... сюда – мое. С другой стороны – твое. Она выкладывает чипсы по разделительной полосе. – Я читал в одном социологическом исследовании, что мы по сути своей животные-одиночки, строго придерживающиеся своей территории. Вот и подтверждение. Кстати, когда я был женат, все сводилось к тому же. Мы поделили на двоих кровать. И одеяло, и диван, и даже с полочку в ванной. Чувство своей территории – одно из основных для нашего вида. Саманта продолжает выкладывать чипсы. – Ты что, был женат? Рауль подносит руку к сердцу, словно грудь его украшена медалями. – Женат, разведен, снова женат, снова разведен и снова собираюсь жениться. – Заметь, я не удивляюсь. Просто с трудом представляю себе нормальную женщину, которая сможет тебя выносить все время. – А уходил всегда я. У женщин очень сильно желание понемногу отгрызать себе куски чужой территории. Начинают со все более частых уик-эндов у ее родителей, а заканчивают последним оплотом власти... |