Онлайн книга «Испанский вариант (сборник)»
– Все вы знаете обо мне! Кто вам об этом мог донести? – Друзья, Ян, мои друзья. – Ага, признались! Я давно подозревал, что вы не дипломат, а шпион! – Как имя того парня, который удрал с Манцером? – Черт его знает! То ли Джим, то ли Джек. Эти имена в Штатах так же распространены, как у вас Фриц или Ганс. – Вы не запомнили его имени? – Казните – не запомнил. – Из какой он газеты? – По-моему, он левый. Такой, знаете ли, яростный левый… Куда мы едем, кстати? – Недалеко. А откуда вам известно, что он левый? – Он не скрывал своих взглядов. Мы живем в таких странах, где пока еще можно открыто выражать свою точку зрения… – Значит, можно первому встречному выражать свою точку зрения? – Конечно. – Но это похоже на идиотизм… – А он у нас традиционен. Гайд-парк, например… Вы же помните Гайд-парк. – Помню, помню… Когда вы познакомились с ним? – С неделю… Да, да, с неделю тому назад… Лерст резко затормозил и отогнал машину на обочину. Справа поднималась отвесная скала, а слева в черную зловещую пустоту обрывалась пропасть. На дне пропасти глухо гудел поток. Трещали цикады. Небо было звездное, низкое. Лерст вышел из машины, следом за ним вышел Ян. – Красота какая, – сказал Пальма, – просто нереальная красота… – Да, – согласился Лерст, – очень красиво. Хотя я предпочитаю северную, нордическую красоту. А здесь… Ладно, об этом потом. Послушайте, Ян, мои испанские друзья навели справку: за последние полтора месяца ни один иностранный журналист из Штатов сюда не приезжал. Погодите, дослушайте меня. Более того, мы опросили – не прямо, конечно, а через своих людей – ваших коллег из «Ассошиэйтед пресс» и из «Юнайтед пресс интернейшнл». Им тоже ничего не известно об этом ультралевом журналисте из Штатов. И, наконец, главное: ни в одном из отелей Бургоса ни один американец не останавливался за последние полтора месяца. – Между прочим, я живу не в отеле… А тот парень мог быть канадцем… – И канадцы не останавливались… И англичане… И русские… Пальма засмеялся: – Интересно, если бы сюда приехал русский. – Тут есть несколько русских, – ответил Лерст, тяжело упершись взглядом в лоб Пальма. – Но не в них сейчас дело. И даже не в том, что местные жители сообщают полиции обо всех своих квартирантах, а вот об этом американце никто ничего не сообщал… Не в этом дело, мой дорогой Ян… Лерст прислушался: где-то внизу натужно стонал мотор машины. Потом мотор захлебнулся, и стало совсем тихо, только по-прежнему трещали цикады… – Дело в другом человеке… Я вам нарисую сейчас одну занятную жанровую сцену, ладно? Юный латышский аристократ-англофил, увлеченный идеями марксизма, отправляется на баррикады в Вену и не скрывает в беседах с коллегами антипатий, которые он питает по отношению к нашему движению. Более того, он пишет в своей газете антигерманские статьи. Потом он замолкает на год и вдруг объявляется в Лондоне, но уже не в красной рубашке, а в коричневой форме, похожей на нашу, эсэсовскую. Этот человек пишет теперь прямо противоположное тому, что он писал год назад. Он, правда, не бранит марксизм и Кремль, но он возносит идеологию фюрера и ведет себя как истинный друг национал-социализма. Потом он приезжает сюда, в Испанию, и помогает нам драться с коммунистами, и очень честно пишет о силе нашей авиации, и очень дружит с нашими летчиками, и присутствует при таком головоломном эпизоде, когда коричневый ас неожиданно сменил свой цвет на красный… – Что касается меня, то я обожаю маскарады. – Это не смешно, Ян. Как бы вы на моем месте отнеслись к такому любителю маскарадов? На моем месте – я подчеркиваю, потому что я, именно я, дважды брал на себя ответственность и уверял руководство, что юный латыш не может вести такую коварную двойную игру, которая проглядывает во всех перечисленных мною эпизодах. Отвечайте, Ян, прямо: что вы об этом думаете? – Хорошо, что вы меня сюда вывезли, – ответил Ян, – а то я мог бы подумать, что это допрос. – А вы и считайте это допросом. – Мне неприятна мысль, что из-за неумения раскрывать преступление вы решились оскорбить мое достоинство. – Ян, если мы сейчас не оформим сугубо серьезным образом наши – на будущее – деловые взаимоотношения, я докажу всем, что вы русский агент. Это для вас так же плохо в Европе, как и здесь – за Пиренеями. Я уж не говорю о Германии. Впрочем, и в Англии и в Латвии с таким же неудовольствием отнесутся к этому, если я подтвержу, что в довершение ко всему вы были и нашем агентом. – А ведь это шантаж! Я возмущен, Уго, я возмущен! – Легче, легче! Легче, Чемберлен Иосифович. – Зачем же оскорблять британского премьера? Я ведь не называю вас Атиллой Адольфовичем. – А для меня это комплимент. – Что вы скажете, если я завтра напишу в моих газетах о ваших недостойных предложениях? И об этом возмутительном ночном допросе – тоже? – Стоит ли? – Вы меня ставите в безвыходное положение… – Вы сами себя ставите в безвыходное положение. Я предлагаю вам достойный выход. – Покупайте послезавтра «Пост», – сказал Ян и хотел, повернувшись, уйти по дороге вниз, к городу, но он увидел, как Лерст полез за пистолетом. Ян в рывке схватил его за руку. Они боролись, и Ян старался поднять руку Лерста с зажатым в ней пистолетом вверх. Прогрохотал выстрел, второй… третий… Лерст стал оседать на землю. Ян обернулся. На шоссе белела фигура: это стояла Мэри. Она медленно прятала пистолет в белую сумку, сделанную из толстой блестящей соломки… …Через сорок минут после этого Ян и Мэри бегом поднялись в ее номер. – Не надо брать никаких вещей, – сказал Ян. – Сразу на аэродром. Немедленно… – Но паспорт хотя бы я должна взять, милый… – У тебя хорошее самообладание… Они поднялись на второй этаж и увидели около номера трех испанских офицеров. Мэри остановилась. Ян шепнул: – А вот это – конец. – Сеньор Пальма? – лениво козырнув, спросил картинно красивый испанский полковник. – Да. – Сеньор Пальма, я прошу вас следовать за нами. – Можно переодеться? – Я бы на вашем месте этого не делал. – Куда мы поедем? – В штаб генерала Франко. – И все-таки мне бы хотелось переодеться… – Как вам будет угодно. Ян думал, что офицеры пойдут следом за ним в номер, но они остались ждать в коридоре. |