Онлайн книга «Бумажные людишки»
|
Однако — на этот раз! Да, я совершенно не пил, и жизнь сделалась пресной. Я стал трезв и счастлив, а счастье оказалось спустя некоторое время такой скукой, но нельзя жаловаться, сидя на одном хлебе — надо есть его, рассчитывая, что потом и масло появится. У меня ведь столько времени! Оно тянулось до самой ночи, и день становился все длиннее и длиннее, потому что я часами не мог заснуть, а потом просыпался рано. Сны больше не снились. Ничего не могу сказать о возвращении, кроме того, что, приземлившись в Хитроу, я побоялся сразу ехать домой и решил для начала посетить свои клубы. В «Атенеум» я зашел и тут же выскочил. Он мне чем-то напомнил ту церковь на острове, хотя, конечно, в клубе множество окон. Прямо оттуда я направился в «Ахинеум», где оказалось совсем неплохо. Ясное дело, первым, на кого я там натолкнулся, был Джонни. Он выглядел очень интеллигентно с нашлепкой на лысине. Он закричал: — Уилф! Вот воистину свет в окошке! — Ха и так далее. Господи, ты выглядишь миллионером. — А ты как? Можно? Он пощупал лацкан моего пиджака. — О Боже. Можно в обморок упасть. Сколько? — Не знаю. Пусти, Джонни. Барменша смотрит. — Да, я выпью, Уилф. Да, знаю, по уставу мы не должны угощать друг друга. Два кампари, пожалуйста. — Имбирное пиво с лимоном, пожалуйста. — Уилф! С тобой все в порядке? — Просто временное воздержание. Джонни, что стало с тобой? Неужели тот твой дядя помер? — Уилф, ты в жизни не поверишь. Я фигура общенационального значения! — Ври побольше. — Да, да, да! По морде получишь! — Что же на сей раз? — Ладно. Помнишь моего приятеля, который работает на Тетушку? — Которую? — Ту, которая самая главная, Хамли! — Ха. — Ну ладно. Я думал, мы расстались навсегда, но он, видимо, объездил полмира… — Та же школа. — Может, это помогло. Как я уже говорил, меня пробовали на том, на сем, в основном не шибко проходном, а потом мне просто повезло — я попал в викторину! Угодил в десятку, дорогуша! Как только британский народ почувствовал ностальгию по нам, добрым старым джентльменам, я тут как тут, в полной боевой — клянусь, я куда популярнее тебя, и никогда не поверишь, сколько мне предлагали за рекламу шерри в передаче! Но тут нужна особая ловкость. — Как называется передача? Впервые я видел, как Джонни запнулся. Он даже слегка покраснел, но не отвел взгляда и хихикнул: — «Замочная скважина». Я тоже засмеялся, и некоторое время мы не могли остановиться. Барменша задумчиво смотрела на нас, будто гадала, насколько сальным был анекдот. Наконец я оттолкнул его и вытер слезы. — Неудивительно, что ты будто сошел с рекламы собачьего корма. Это ты-то, Джонни. Ты, который считал, что сказать «плохо» вместо «худо» — величайший из смертных грехов! — Как говаривал Уилфрид Баркли, денежки — вещь хорошая, конец цитаты. — Как «Пылающая Сапфо»? — Полный провал. — Не может быть! Джонни склонился к моему уху. — Обещай, что никому не скажешь. — Конечно, не скажу. — Эту сучку распродали дешевле себестоимости еще до выхода тиража. О, в нечестивой спешке столь проворны… — Да, вот уж не повезло. — Кстати, о собаках… — При чем тут собаки? — Собачий корм! — Ах да. — Ты себе нашел? — Возьми меня с собой, Джонни. — Да, так о чем мы говорили в последний раз, когда встречались в том абсолютно палеолитическом отеле? — Напомни. — Я говорил, что ты должен завести себе близкое существо, для начала собаку. — Ага. — Так ты нашел? Ты ведь явно изменился. Мне любопытно. Давай, Уилф! — Ага. — Не играй в тайны и не прячься за бородой! — Гав-гав. — Уилфрид Баркли гуляет с пуделем! — Да. Нашел. Джонни приблизился ко мне, исполненный любопытства. Новость же, и какая! — Ну и?.. — Я ее убил. Джонни отхлебнул кампари и задумался. Он выглянул в окно, за которым цветник светился нарциссами и чем-то фиолетовым — фиалками скорее всего, душистыми фиалками. Он патетически взглянул на меня: — Это плохо. Это очень, очень, очень плохо. Где-то кто-то ударил в гонг, призывая к обеду. — Ладно, — сказал я, — пойду к своей миске. Гав-гав. Джонни не ответил. Я машинально уселся на место, которое вроде бы считалось моим. Оно пустовало — место под статуей Психеи, где я когда-то сидел со своим литагентом, потом с издателем, а один раз с Валетом Бауэрсом. Психея никуда не делась. Она у нас была единственным ценным objet [39] — ранневикторианского периода, из белого мрамора на малахитовом постаменте, действительно неплохая вещь. Ей, конечно, положено смотреть на Амура и держать лампу так, чтобы видеть его лицо, но мне всегда казалось, что она уставилась в меню или карту вин и пытается сообразить, что к чему заказывать. Я подумал, что именно здесь следует встретиться с Риком. На сей раз Психея, похоже, нашептывала мне в ухо, что графинчик фирменного кларета мне не повредит, и мне пришлось выдержать борьбу с ней. Однако добродетель восторжествовала. Брать машину напрокат настолько вошло в привычку, что я это сделал совершенно не думая. Затем я позвонил домой и попал на Эмми, которая отвечала точно так же, как в тот раз, когда я забыл ее день рождения. Нет, с Лиз говорить нельзя. Она лежит, и ее не нужно беспокоить. Ладно, подумал я, нельзя ждать возвращения бывшего мужа и не испытывать при этом некоторой тревоги. А сам-то я на что только не пускался, чтобы оттянуть встречу с ней! Будь мужчиной, сынок! Итак, я катил по новой трассе, совершенно не узнавая ландшафта. Насколько я мог видеть дальше бетонного покрытия, Англия не порождала ничего, кроме нарциссов, они были повсюду. Какой веселой и понятливой собакой я был, гав-гав, едва касаясь руля на отличной английской дороге. Ноги у меня больше не болели, и я думал, что так и должно быть — я ведь еду домой! Эмми встретила меня в дверях. С тех пор как я ее видел, она сделалась еще некрасивее и угрюмее. Я поцеловал ее в холодную щеку и заметил, что она плакала. — Где она? — В длинной комнате. Она впустила меня с видом уверенности в никчемности и неудаче затеваемого дела. |