Онлайн книга «Выгодный риск»
|
– Господин Лазарев играл в нее вчера? – Нет, его не может быть в моем доме никогда, – ответила Валерия, довольно резко. – Откуда он вам знаком? Пушкин старательно не замечал, как поменялось настроение мадемуазель. – Господин Лазарев может считаться вашим женихом? – Этот негодяй? Мелкий подонок и гадина? – Гнев Валерии был слишком бурным и внезапным. Как перегретый шоколад. Вспыхнул и погас. – Он никогда, никогда не будет моим женихом. Не отличу его от приказчика или официанта. Его место в прихожей: лакей Митенька… – Если у Лазарева появится состояние, вы будете рассматривать его среди других кандидатов? Чиновник сыска переступил черту, какую нельзя переступать с барышнями. Особенно своенравными. – Господин Пушкин, что вы себе позволяете? – Прошу простить… – Полагаю, ваш интерес исчерпан. Интерес Пушкина был столь глубок, что не опустел и наполовину. Он дал слово Агате, что не будет касаться некоторых тем. Слово надо держать. Вопреки логике и необходимости сыска. Пушкин встал и поклонился. – Примите мои извинения… Настоятельно прошу не отвергать мою помощь. Если понадоблюсь, дайте знать в сыскную полицию. Мы находимся в Малом Гнездниковском переулке, в доме обер-полицмейстера… Валерия отвела взгляд, не желая больше разговаривать. И видеть этого человека. • 36 • Городовой Ревунов стоял на посту в Большом Ново-Песковском переулке. О том, что случилось утром на прудах, не знал ничего. Поэтому доложил, что Лазарев не появлялся. И куда мог молодой человек запропаститься? Прежде в загулах замечен не был… Дверь распахнулась так быстро, будто Авдотья Семеновна ждала рядом. – А, это вы, – проговорила она, отступая и позволяя Пушкину войти в дом. Несколько раз ему выпадало сообщать родственникам плохие новости. Пушкин старался относиться к этому как к неизбежной части службы. Но сейчас он не мог сказать правду. Он уйдет, а Авдотья Семеновна останется одна. Что с ней будет к утру бессонной ночи? Милосерднее пока умолчать. Узнает утром от пристава. В полицейском участке, на людях, легче выплакать горе. – Ваш сын не давал о себе знать? – Ох и загулял Митенька… Первый раз так… Где его носит… К вам не заглядывал? – Мы очень встревожены, – сказал Пушкин то, что вынужден был сказать. – Давайте я поищу его. К кому господин Лазарев мог поехать? – Ума не приложу… Друзей у него нет, так, товарищи в трактир сходить… – Вы говорили про невесту. Кто она? Матушка только руками развела: – Ведь он такой скрытный… Ничего не говорит… Только намеками да посмеивается… – Откуда ждал больших денег? – Вот тоже скрытничал Митенька, – ответила Авдотья Семеновна так, что нельзя было не поверить. – Только, говорит, капитал такой будет, что удивишься, маменька… Неужто тыщ на сорок, спрашиваю, или пятьдесят? А Митенька в ответ одно: смеется и давай меня целовать… – У него был дневник или записная книжка? – Ничего такого не держал… Иной раз ляжет на диван книжку почитать, так и заснет. Митенька театры еще любит… – Что рассказывал про Валерию Макаровну? Авдотья Семеновна выразила удивление: – А что про хозяйскую дочку говорить? Митенька у нее уважение заслужил, в дом вхож, об остальном лучше не спрашивать… Сами понимаете, господин хороший, дело тонкого обхождения. – Вчера и сегодня никто не приходил, вашего сына не спрашивал? Старушка вытерла сухие глаза платочком. – Была такая странность… – Какая странность? – После полудня постучали, я бросилась открывать, думала, Митенька возвернулся… А на пороге мальчик стоит… – Какой мальчик? – спросил Пушкин. – Обычный… Годков больше десяти, лица не разобрать, шарфом замотано, одни глаза торчат, под мышкой коробку зажал… Я ему: тебе чего надобно? А он мычит, пальцем машет, будто запрещает что-то… А что? Понять нельзя… Как немой… Я его в дом зову чаем напоить, а он пальцы вот так сложил… – Авдотья показала крест из указательных, – и убежал. Звала его, да куда там… И след простыл… Очень меня напугал… И кто это был? – Наверное, мальчик ошибся домом… – Уж не знаю теперь. – В глазах Авдотьи Семеновны стояли слезы. – Сердце совсем не на месте… – Вчера утром ваш сын обжег щеку на кухне… Матушка тихонько перекрестилась. – Да разве я недогляжу? Митенька к плите близко не подходит. – Простите, Авдотья Семеновна, у вас не найдется булавки? Мне надобна… – Отчего же не найтись, найдется… Старушка отошла к старому серванту, вынула шкатулку швейных принадлежностей, пошуршала внутри и поднесла подушечку, утыканную крохотными булавками, каким закалывали материю, прежде чем метать стежок. – Выбирайте, какая глянется… Пушкин вытащил ближнюю и воткнул в отворот пальто. Он еще хотел спросить разрешения осмотреть вещи Лазарева, но милая Авдотья Семеновна стала тревожно посматривать. Будто о чем-то догадываясь. Он скомканно обещал дать знать, если получит известия, и покинул дом. Даже у чиновника сыскной полиции, черствого и бездушного, иногда истощаются душевные силы. Быть черствым и бездушным – непростое это дело. Порой… Сторожка дворника приютилась в дальнем углу двора. Пушкин резко распахнул дверь. Порыв ветра налетел на свечи, пригибая огоньки. – Ох ты, мать… Испугали, – проговорил Охрушев с полным ртом. Дворник ужинал блинами с чаем. – Доброго вечера, господин полицейский… Дверку притворите. Каморка был тесной. Пушкин кое-как уселся на табуретку, что жалась к столу. – Что со щекой? Заботливость полиции ничего хорошего не обещала. Дворник потрогал платок, который повязал вкруг лица так, что на затылке торчали заячьи ушки узла. – Печку растапливал, дровишка стрельнула… Ожегся, что хоть плачь… Нет сил терпеть, пойду завтра к доктору, попрошу мази какой… – Сегодня в дом к Лазаревым приходил мальчишка, – сказал Пушкин. – Видел его? Дворник прожевал жирный блин. – Мальчишка? Вот не припомню… Да мало ли кто во двор заходит… – Лазарев сегодня или вчера появлялся? Отвечать честно, иначе отправлю в участок. Такой строгости Охрушев ничем не заслужил. Да за что же? – Митьку вчера утром видел. Вышел из дома сияющий, что твой рубль. Поздоровался, говорит: такая удача выпала, что скоро съедет отсюда… – Какая удача? – Говорит, большой куш сорвал. Не иначе в картишки. Или невесту богатую нашел. Да только верить ему нельзя. |