Онлайн книга «Дом падших ангелов»
|
– Что, папа так сильно не любил Шер? И оба скорчились от хохота, хотя Старший Ангел и ругался сквозь смех и приговаривал «Ничего смешного!». – Очень даже смешно. Старший Ангел стукнул Младшего подушкой. Перевел дух, хлебнул своего тамаринда. Безумная, зловещая улыбка, воспаленные глаза, как центры мишеней. Налитые яростью. – Брат, – пробормотал Младший Ангел, вытирая глаза, – это лучшая история, что я в жизни слышал. – Я старался быть добрым с моим мальчиком. Младший Ангел мог только кивать, он боялся снова залиться смехом. – Скажи, – продолжал Старший, – я сделал для тебя хоть что-то хорошее? – Ты давал мне книги, – не раздумывая ответил Младший. – Да. Книги – это хорошо. Я давал тебе хорошие книги. – И плохие тоже. – Верно. Но плохие книги – это тоже хорошо, дружок. Лучше, чем вообще без книг. – Я их до сих пор храню. – Ah, bueno. А что было самым лучшим? Помимо книг, которые я тебе давал? Младший Ангел потер глаза ладонями, провел рукой по лбу, отбросив назад челку. – Однажды утром, – начал он, – ты позвонил мне и сказал, что скоро за мной заедешь. И чтобы я предупредил маму, что нас не будет весь день. Таинственно. Не то чтобы ты часто забирал меня. Ты не сказал зачем, но велел захватить куртку. Вскоре ты явился. Вместе с Ла Минни. Совсем малюткой тогда. И мы уехали. У тебя с собой были сэндвичи с сыром и ветчиной. – О, болильос![274] – просиял Старший Ангел. – Точно. Сыр и ветчина в болильос, с чили и майонезом. И мексиканская пепси. – Мексиканская вкуснее. – И мы поехали на восток, в горы. И вершины были в снегу. У себя в Сан-Диего мы никогда не видели снега. И ты сказал: «Мы будем играть в снежки». – И мы так и сделали. – Так и сделали. Ага. Снега там выпало не больше дюйма. Мы выскочили из машины, и соскребали его с земли, и бросались снежками в Минни. А она расплакалась. А потом мы сели в машину и поехали домой. Они еще немножко посмеялись. – Да, – удовлетворенно хмыкнул Старший Ангел, – это хорошо. А теперь расскажи мне о самом плохом. – Ну брось. – Говори, брат. Это на пляже? – Нет. – А что? – Это произошло в тот год, когда папа умер. У нас ничего не было. Знаю, знаю – никакого сравнения с вашими страданиями, бла-бла-бла. Но у нас вообще ничего не было. Ни машины, ни денег. Ни крошки еды. Ничего не напоминает, а? И тут Рождество, и мама не знала, как же быть с подарками и рождественским обедом. И вдруг позвонил ты. Это вообще в твоем стиле, внезапные телефонные звонки. – Знаю, – вздохнул Старший Ангел. – Ты сказал: «Не волнуйся ни о чем. Я твой старший брат». – Точно, помню. – «Я – патриарх». – Угу. – Ты сказал: «Мы заедем за вами утром на Рождество». Ты, блин, пообещал, что устроишь нам настоящее мексиканское Рождество. Семейное. – Да. – «Не покупайте окорок, – сказал ты. – Ни о чем вообще не тревожьтесь. Перла приготовит такой обед, пальчики оближешь». И мама расплакалась от радости. Такое было облегчение. – Прости. – Нет, погоди. Ты сам просил, так что слушай. Ты так и не появился. Мы встали ни свет ни заря, и все утро слушали рождественские песни, и пили кофе, и обещали друг другу, что обязательно подарим подарки в следующем году. Да? А ты так и не приехал. – Прости, пожалуйста. – У нас нашлось немного хлеба, мы поджарили его. Конфитюр еще – у мамы всегда был конфитюр. Она считала себя француженкой. Ненавижу конфитюр. Негусто, да, но мы уговаривали себя, что оставляем место для роскошного пиршества у Перлы. И когда пробило пять часов, я не выдержал и позвонил. Спросил: «Когда ты приедешь?» Ты помнишь, что ты сказал? – Да. Я сказал, что очень занят и не могу заехать за вами. – Ты сказал, что заезжать за нами – слишком много хлопот. Старший Ангел уставился в стену. – И что ты сделал? – Вытряс свою копилку. Обыскал мамину сумочку. Потом прошел пешком милю до «Севен-Илевен», купил маленькую баночку консервированной ветчины и банку кукурузы. Господи! Чистый Диккенс. – Спасибо, что рассказал. – Да это дела совсем давние, седая древность. – Для меня – нет. – Все в порядке. Ты хороший человек. – Я плохой человек. – Я тебя прощаю. Старший Ангел всхлипнул. – Эй! Посмотри, сколько людей тебя любят. Посмотри, скольким ты помог. – Те, кто творит добро, хотят всего лишь искупить свои грехи. В комнате появились Минни с Перлой. – Почему ты плачешь, папочка? Уткнувшись в одеяло, он избегал ее взгляда. – Mi amor, – волновалась Перла, – вы закончили драться? – Кто победил? – тут же спросила Минни. Мужчины дружно подняли руки. – Ya es hora![275] – постановила Перла. – Пошли резать торт. – Время резать торт, пап. Он вытянул дрожащую руку: – Подожди минуту. Пджди. – Флако… – произнесла Перла. – Флака, un minuto, si? Женщины нехотя оставили их наедине. Старший Ангел выбрался из подушек, сел ровнее. – Я поступал еще хуже, – объявил он. – Я столько гадостей сделал в жизни. – Прекрати. – Мы с Мэри Лу забрались в ваш дом. Ты был в детском саду. А папа и твоя мать – на работе. Мы расколотили молотком все ее украшения. – Что? – А потом изрезали ножницами все ее наряды. У Младшего Ангела изумленно отвисла челюсть. – И оставили все так, чтобы она увидела. – Ты… – Да. А папа хранил в сигарных футлярах серебряные четвертаки и даймы. Я их забрал. – Я… – Вот теперь скажи мне, какой я хороший человек. Попугай Братья лежали бок о бок, перебирая воспоминания. Куча дефектных картинок. Как будто открыли коробку со старыми фотографиями, каждая из которых выцвела и потрепана. Но одно идеальное воспоминание они все же сохранили. Радостное, непристойное, их личную тайну, которую они берегли как священную реликвию. Похоже, настал момент, когда она им пригодилась. |