Книга Простая смертная, страница 70 – Екатерина Оленева

– Вопреки.

Атайрон мрачной тенью застыл позади матери.

Удивительное дело, но ни один из братьев не заставлял меня себя чувствовать так, как их жуткая мать. Я её уважала, но и ненавидела – всем сердцем. Прекрасно иметь другом такую женщину, как ведьма Хатериман, числить её среди врагов – страшновато.

– Идём в палатку. Здесь ветрено.

– Мне это нисколько не мешает.

Она не ответила, молча направилась к указанному месту.

Вот ведьма! Как она это делает? Я ей не верила, я её опасалась и понимала, что драконы – моя защита, я понимала, что глупо следовать её приказам, особенно после всего, что случилось, но, вопреки всем доводам рассудка, я подчинилась, последовав за ней. Она оказывала на меня давления, я подчинялась, как и все, кто имел дело с этой ведьмой, хотя, я готова в этом поклясться, никакого магического воздействия не было.

– Атайрон, оставь нас на время, – бросила она сыну, даже не поворачивая головы, через плечо. – Нам с Анжеликой нужно поговорить наедине.

Перехватив мой умоляющий взгляд, Чернокнижник поспешил отвести глаза. Но, шагнув к выходу, проговорил:

– Я буду рядом.

Очень утешительно.

– Можешь больше не опасаться покушений на твою жизнь. С моей стороны, по крайней мере.

Она щёлкнула пальцами и слетевшая с них тёмная плазма, точно такая, что стекала и с моих в определённых обстоятельствах, приняла форму мягкого кресла и в следующий момент полностью стала им.

Вторым щелчком она наколдовала кресло позади меня.

– Садись, дорогуша.

– Я лучше постаю…

– Я сказала – сядь, – она даже голос не повысила, хотя фраза и прозвучала, как свист бича.

Меня словно толкнуло невидимой рукой, не сильной, но ощутимо. И я села, меряя мою неприятельницу гневным взглядом.

– Это уже слишком!

– Прости. Не люблю, когда на меня смотрят сверху вниз. Всегда приятней общаться, глядя собеседнику в лицо, когда оно на одном с твоим, уровне.

Я не знала, что сказать. Эта женщина – она превосходила всё, что я знала о людях. Или не добирала до моих представлений – как посмотреть.

– Вы только что потеряли сына. Неужели у вас совсем нет сердца? – воскликнула я.

– Есть ли у меня сердце? Наверное, да. Хотя я бы предпочла, чтобы его не было. Но, увы, я всё ещё чувствую боль. И она тем острее, чем меньше согласен её признавать. Но, клянусь тебе, тот, кто заставил меня плакать, будет молить о смерти, как об избавлении. Я умею мстить.

– Не сомневаюсь. Даже не будучи вашим врагом, я на своей шкуре прочувствовала, на что вы способны, – холодно сказала я.

– Хорошо, что на этот раз я послушалась сердца, а не голоса разума. Если Эвил… – голос её на мгновение дрогнул, но это было единственное, чем это невозможное существо выдало, что оно, как и я, из плоти и крови, а не демон из преисподней. – Если Эвил мёртв, то ты наша единственная надежда.

Перехватив мой недоумевающий взгляд Хатериман откинулась в своём кресле, с превосходством и иронией взирая на меня:

– И мне придётся изрядно потрудиться, чтобы ты не свела её к нулю.

– Почему я единственная наша надежда?

– Потому что, как ни сильны я и Атайрон, но без Санисторов у нас нет законного права на трон Десятицарствия.

– Но я – не Санистор!

– Нет. Ты жена Санистора и можешь стать матерью его ребёнка.

– Что?! Конечно, могу, но семьдесят пять процентов против двадцати пяти, что я не беременна от вашего сына.

– Это печально. Но ты была с моим сыном, значит, можешь носить под сердцем его дитя.

Я была настолько глупой, что и в тот момент ещё не сообразила, куда клонит это чудовище.

– Но через девять месяцев ваши подданные поймут, что это всё ложь!

– Не поймут, – твёрдо и властно взглянула она на меня. – Если ребёнок родится в положенный срок. Или – чуть позже. Такое тоже случается.

Я застыла, недоверчиво глядя на моего врага.

– Вы… вы сейчас о чём говорите?

– Мы постараемся спасти моего сына, если он ещё жив. А если нет… объявим нашим верным подданным, что королева теперь ты, раз носишь наследника Санисторов под сердцем.

– А если я не беременна?

– Если ты не беременна, Атайрон это исправит. К тому же, он теперь единственный Драконий Всадник, владеющий живым драконом. Если Эвил пал…

– Вы – сумасшедшая! Я никогда на это не соглашусь!

– Очень жаль, если так. Я не сторонница применять насилия там, где оппонента можно склонить к сотрудничеству.

– То, что вы предлагаете – это же омерзительно! Вы не мать, вы чудовище!

– Я – мать, и как мать, я скорблю. Но я не могу позволить, чтобы всё, за что мы боролись столько лет, закончилось полным пшиком. Ставки в этой игре слишком высоки. Куда выше обычной маленькой человеческой морали.

– Ничто не бывает выше человеческой морали. И никакая цель не оправдывает подобных поступков!

– Не устраивай истерик раньше времени, возможно, что Эвил останется жив и всё обойдётся. Я сказала тебе правду за тем, чтобы у тебя было время всё обдумать и в решающий момент смириться. Как и полагается женщине.

– Что-то вы не смахиваете на смиренное создание!

– И всё же что, как не смирение, заставляет меня двигаться вперёд.

– Я ни за что не соглашусь! И вы не заставите меня!

– Поверь, насчёт последнего ты сильно ошибаешься. Но будем надеяться, что до этого не дойдёт. Есть шанс, что всё утрясётся, хоть он и ничтожно мал.

– Ненавижу вас! Всем сердцем!

– Как угодно, дорогая. Поверь, из нас двоих тебе гораздо легче. Терять мужей больно, но терять дитя – этого словами не передать. И, в отличие от тебя, мне некого ненавидеть.

– Если ваш сын мёртв, не означает ли это, что пора признать поражение?

– Может ещё добровольно петлю затянуть вокруг своей шеи? Мой сын мертв, но есть ещё один сын. И есть люди, что шли за нами. Есть земли, которые бесконечно точат войны и междоусобицы. Мир не сахарная вата, милая ты дурочка. Наш отказ от власти не спасёт моего сына, но он погубит тысячи жизней.

– Если продолжим сражаться, разве это погубит меньше людей? Я уже не говорю о том, что ваше предложение… это же почти инцест! Я люблю Эвила! Мысль о любом другом мужчине сейчас, когда… нет, это просто невыносимо. Тем более – его родной брат.

– Ну так это и не для удовольствия, это – для дела. В жизни за право жить приходится порой платить самую высокую цену.

– А я думаю, что не любой ценой стоит выживать! Иногда правильней умереть с достоинством. Иногда выжить – это не выиграть, а проиграть!