Онлайн книга «Третий звонок»
|
Дальше лента рвется, звук трещит, действие развивается вне логики… – Хотите кофе? Вам полегчает… – Руфи, оставь его в покое, он лыка не вяжет… – Кто играет семь бубен, тот бывает… – Я хочу выпить… – У вас есть выпить? – Дайте ключ мне – вы не сумеете открыть… – Почему она такая старая?.. – Сколько ей? Сорок – пятьдесят? Может, шестьдесят? – А не все ли равно… – Проснитесь, юноша, я принесла ликер… – Бр-р, какая сладкая, жирная гадость… – Зачем она меня раздевает, эта старуха? – Не матерись. Нехорошо. Полная темнота. Нет, из окна свет от уличного фонаря… – Лежи спокойно, милый, спокойно лежи, все будет хорошо, милый! Сейчас… Ты милый, красивый мальчик… Ты очень милый… У тебя красивое тело… Кожа бархатная, как у ребенка… И здесь!.. Наконец она замолчала – какое счастье… Тишина… блики от фонаря… «Пора доить коров»… В темноте наверху ее лицо. Мелькают блики от фонаря за окном на ее лице и обнаженном теле. Блик на лице, блик на животе, на лице – на животе, лице – животе… животе – лице, лице – животе… Зачем?! – А еще говорил, на хрен они мне нужны! Видишь, пригодились. – «Не плюй в колодец – пригодится…» Ладно, все у пакете. – Алло! Филипп, ты меня слушаешь? Проснись же ты наконец! Знаешь, сколько сейчас времени? – Сколько? – Четверть двенадцатого! Ты что ночью делал? – Спал я. – А с кем спал, хоть помнишь? Тебя что, сюда послали старых жидовок харить?! – Солдат спит – служба идет, – сказал Филипп. – Ладно, об этом потом, а сейчас вали на пляж. Она уже там лежит. – Кто лежит? – Он еще спрашивает кто! Она, Колетт. Два дня осталось! Ты это соображаешь, фраер? Давай, собери себя ложками и вали на пляж. Она уже час как там одна. И снова солнце, море, пляж. Филипп бредет в костюме по пляжу. Находит ее. Она лежит лицом вниз. Он подсел. – Здравствуйте, Колетт, – сказал он и стал медленно раздеваться. Она быстро обернулась. – Филипп, ты? Где ты был? Почему не позвонил? Я сидела в номере и ждала! Начала волноваться! Что с тобой, кэптейн? Она обняла его за шею и поцеловала… и с тревогой смотрела на него. Он разделся, лег рядом, закурил… – Что с тобой, Филипп? – Что это у вас, Ганечка, лицо опрокинутое? – сказал Филипп. – Ты читала Достоевского? Или в вашей школе этого не проходили? Она не обиделась. – Дай мне закурить, – сказала. – Ты же не куришь. – Иногда курю. – Как скажешь, Аурелио. – И протянул пачку. – Что такое Аурелио? Я не понимаю. – Прости меня, Колетт. Я сегодня способен выражать свои мысли только чужими словами. Филипп помолчал, видимо, раздумывая, как объяснить эту присказку юности. – «Как сердцу высказать себя? Другому как понять тебя…» Ты сегодня не обращай на меня внимания. Я способен выражаться сегодня только цитатами, только чужими словами. Не обижайся, ладно? И ни о чем меня не спрашивай. Просто мне сегодня не по себе… – Ты вчера много пил. Поэтому? – Поэтому. Но не только поэтому. – А еще почему? – Мне грустно потому, что весело тебе, Колетт. – Мне не весело, Филипп. – А тебе почему? – спросил он. – Знаешь, я сама не пойму. Все дни я просыпалась, и мне было весело, а сегодня проснулась, и стало грустно… Почему-то стало очень грустно… – «Любовь никогда не бывает без грусти, но это приятней, чем грусть без любви», – пропел Филипп. – Опять цитата? Да? – Да, я набит цитатами. Я ходячая цитата. Я сам напоминаю себе сборник летучих выражений. Боже, сколько в голове всякой ненужности. – Это потому, что ты актер? – Отчасти. Но это не у всех актеров голова – лавка древностей. «Из какой забытой лавки древностей появилась ты на белый свет с детской гимназическою ревностью, с чувствами, которых в мире нет», – опять пропел Филипп и рассмеялся. – Вот видишь, как идиотски устроена у меня голова. Слова цепляются за другие, и получается какая-то бесконечная цепь. Вот уже мелькнуло: «Златая цепь на дубе том…» Именно что на дубе. Ну что тут поделаешь? По-моему, это паранойя. Он вскочил и бегом, стремительно влетел в воду. Проплыл энергично один метров пятьдесят, запыхался и обратно спокойно – брассом… Колетт встала и стоя глядела на эту эскападу… Вечер. Солнце спускается. Филипп и Колетт провели целый день на пляже. Они даже не пошли обедать. Так и просидели на пляже целый день. Пляж опустел. Они, полуодетые, лежали на песке. Не рядом, а лицами друг к другу. Она: – Я не знаю, что со мной, но что-то со мной не так… Я уже ничего не понимаю, что со мной… Что это, Филипп? Но чувствую, что этого не надо. Ни мне, ни тебе. У тебя дочка? Какая она? Он: – Прошу тебя. Ты же обещала… не говорить об этом. Она: – Хорошо, не буду. Это глупо. Как это все глупо. Но со мной что-то не так… Что это, Филипп? Со мной… Ты понимаешь, что я имею в виду… Он: – Я не верю тебе. Я боюсь верить… Она: – Я не понимаю, что со мной… Я не знаю, что это. Но ты верь мне. Хорошо? Он: – Хорошо, я постараюсь верить тебе. Она: – Тебе надо стараться? А я верю тебе, я почему-то тебе верю, я поверила тебе, и мне не надо стараться… Он: – А сначала ты мне не верила? Она: – Нет, не то чтобы не верила. Я не вполне тебя понимала. Зачем он в Сочи? Почему один? Где его друзья? Ну а если бы он не встретил меня, как бы он здесь жил? Он: – Ну и что ты ответила себе? Она: – Я не понимала. Но старалась понять. И хочется верить – поняла… Он: – Что ты поняла? Она: – Что ты очень грустный человек. Нет, ты веселый человек – ты поешь, ты умеешь веселить и веселиться, но ты грустный человек… Он: – Это плохо? Она: – Я тоже грустный человек… |