Онлайн книга «Большая игра Слепого»
|
А Шелковников тем временем одевался. Он туго затянул узел галстука, накинул на плечи подтяжки, вытащил из внутреннего кармана пиджака кожаный бумажник и повертел его в пальцах. Бумажник был дорогой, из добротной желтой кожи, с золочеными уголками. Павел Павлович открыл его и вытащив двести долларов, небрежно бросил их на комод возле телевизора. «Больше ты, телка, сегодня не заработала», – цинично подумал он, поправляя галстук. Он еще несколько секунд вертел в руках бумажник, затем зло скривился и направился на кухню. Кофе и бутерброды уже стояли на столе. Шелковников уселся и, не глядя на женщину, без всякого аппетита принялся жевать. – Ты ничего не хочешь мне сказать, Павел? – спросила Валентина. – А что ты хочешь услышать? – Я хочу услышать что мне делать дальше. – В каком смысле? – Вообще. – Ничего не делать. Сидеть и ждать когда я приеду. – А когда ты приедешь? – Когда мне это будет нужно, тогда и приеду. И запомни, – отодвигая чашку, почти шепотом произнес Шелковников, – если ты с кем-нибудь свяжешься, потом пожалеешь. Очень, очень пожалеешь. – Это мое дело. – Вот тогда и увидишь, твое это дело или чье-то еще! Он поднялся из-за стола и, перевернув чашку, поставил ее на блюдце. – Стал суеверным? – скептически улыбнулась женщина, глядя на чашку, перевернутую для гадания. – Нет, – покачал головой Шелковников и с минуту молчал. Затем поднял чашку и принялся изучать замысловатые потеки. – Что там получилось? Павел Павлович вертел чашку, пытаясь поймать момент, когда потеки приобретут осмысленные формы. – Что-нибудь не так? Вместо ответа Шелковников указательным пальцем подтолкнул блюдце к Валентине. – Чушь какая-то получается, – ответила она. – Да, чушь. Зачем Шелковников переворачивал чашку, он и сам не смог бы объяснить – почему-то на душе у него было неспокойно, какие-то недобрые предчувствия его угнетали. Но с чем они связаны, он пока еще не знал. Просто, как у всякого человека, много лет проработавшего в органах, интуиция у отставного майора была развита прекрасно, и он предчувствовал неприятности, когда до них было еще далеко. Вот и сейчас сработало чутье… – Гнусность какая-то, – скривив тонкие губы, произнес он и резко покинул кухню. – Где мой кейс, Валентина? – Там, где всегда, в шкафу, – спокойно ответила женщина. – Ах да. Бывают же места, где никогда ничего не меняется. Открыв шкаф, Павел Шелковников вытащил кейс, отщелкнул крышку, приподнял два толстых глянцевых каталога. Под ними лежало несколько пачек долларов и пистолет в кобуре. На лице Шелковникова промелькнула улыбка. – Порядок. – Уж не думаешь ли ты, что я лазила в твой портфель? – Этого только не хватало. Замки были закрыты, кейс стал у двери. Шелковников быстро оделся. – Даже не выйдешь проводить? – от двери бросил он в глубину квартиры. Валентина покорно подошла к своему любовнику. – После всего сказанного – не очень хочется. – Ладно, не обижайся, я просто погорячился. Жизнь такая, все на нервах. Когда Павел Павлович Шелковников спустился вниз, черный «опель-омега» уже стоял у подъезда. Отставной майор открыл дверь и опустился на переднее сиденье. – Ну, что у тебя? – спросил он, обращаясь к водителю. Тот перебросил окурок сигареты из одного уголка рта в другой: – Все о'кей, шеф, все как в кино. – Что значит, все как в кино? – спросил Павел Павлович. – Два кино, вино и домино, – усмехнулся мужчина, поворачивая ключ в замке зажигания. – Куда едем? – Давай, Миша, ко мне, – приказал отставной майор КГБ. …Уже через двадцать минут автомобиль остановился у подъезда дома Шелковникова. – Подождешь меня минут тридцать или час? – выбираясь из машины, спросил Шелковников. – Конечно, подожду, – сказал водитель, доставая из пачки очередную сигарету. Как будто он мог не подождать, если б захотел… – Слишком много куришь, – на ходу бросил Шелковников. – Нравится мне это дело, Павел Павлович. Люблю курить и трахаться. – Лучше трахайся, – лениво пробормотал Шелковников, – это не так вредит здоровью, да и в салоне от этого дела не дымом, а духами пахнет. – А я трахаюсь и курю одновременно – люблю и то и другое. Хлопнув дверью, Шелковников поднялся к себе в квартиру. Восемь картин лежали на антресолях. Павел Павлович поставил табурет, извлек картины и перенес их в большую комнату. Затем он зажег свет, все имеющиеся лампы. Из книжного шкафа достал фотоаппарат, расставил картины у стены и стал фотографировать. Аппарат был со вспышкой. Шелковников отснял всю фотопленку, которая у него оставалась, вытащил кассету и спрятал ее в карман пиджака. – Вот теперь порядок. Сейчас заеду проявлю. Затем он принялся складывать картины, пакуя их в две стопки; он провозился минут двадцать и даже вспотел, пытаясь все сделать предельно аккуратно. Когда с картинами было покончено, Шелковников надел пальто, взял телефон и, набрав номер, негромко сказал шоферу: – Миша, поднимись-ка ко мне наверх, кое-что надо захватить. Через три минуты в дверь позвонили и вошел шофер Миша. – Возьми вот эти свертки, – Шелковников кивнул, – и аккуратненько спрячь в багажник, только очень аккуратненько. – Понял, шеф, – коротко ответил водитель, подхватил груз и неторопливо направился вниз. – Погоди, я пойду с тобой. Шелковников и водитель спустились к подъезду. Миша открыл багажник, в котором царила такая же чистота, как в платяном шкафу. Картины были сложены, багажник закрыт. На этот раз Павел Павлович устроился на заднем сиденье. – Куда теперь, шеф? – устраиваясь в машину, осведомился водитель. – А теперь давай, родной, поедем к Лебедеву. – Это же к черту на кулички! – Ничего не поделаешь, надо ехать. – Надо, так надо. Кстати, Павел Павлович, а как насчет второй части премии? – Ты вымогатель, – немного злорадно сказал Шелковников. – Почему вымогатель? – спокойно произнес шофер. – Я сделал работу и хочу получить за нее деньги. |