Онлайн книга «Каннибалы»
|
Даша отпихнула ногу, стоявшую у нее на пути. Славик опешил. – Слушай… Даша присела на корточки у шкафа. Объяснение есть у всего. Его просто надо найти. – Ну и чего ты добиваешься? – в сердцах бросил он. – Не знаю, – призналась Даша. Выдвинула ящик с испорченной канифолью. Вытряхнула из пакета грязный купальник. Пересыпала в пакет канифоль. Та испустила напоследок белое облачко. – Ты что, совсем уже? – Я тоже так думала. Одно время, – серьезно объяснила она. – Но теперь знаю, что нет. Все в порядке. Славик только руками всплеснул. – Вот зачем ты так себя ведешь? – Как? – Что ты делаешь? – Пытаюсь понять, что происходит. Она поднялась. – Ладно, идем. – Ты всех отталкиваешь. От всех шарахаешься. Даже если тебе хотят помочь! – Ничего я не шарахаюсь. – Ты меня не слышишь! – Конечно, слышу. Просто спешу. – Думаешь, балет с тобой поговорит? Он тебя поддержит? Ты понимаешь, что однажды балет кончится? И что ты тогда будешь делать? Даша на ходу завязала узел, чтобы не рассыпать. – Ну давай! – заорал на нее Славик. – Продолжай! В том же духе! Останешься одна! Раз ты так хочешь… С кошками!.. Ты куда? Даша перешла на мужскую половину – к гримерным солистов. В балетной труппе ничего не оставалось тайной надолго, поэтому никто из парней не удивился, что Даша вошла в гримерку Славика, как в свою собственную. – А он к тебе пошел! – только подсказал любезно кто-то. Даша кивнула на ходу. Закрыла за собой дверь. Вынула из нижнего отделения все барахло, судя по запаху, копившееся месяцами. Положила пакет с канифолью на дно. Завалила, затолкала остальное. Задвинула шкафу челюсть. Вдела дужку замка. Набрала свой код. Дата премьеры «Баядерки», ее удачной роли. Щелкнула. У всего есть объяснение. И она его найдет. Просто не сейчас. Сейчас… Даша отряхнула колени. Славик уже стоял в дверях. Он, может, хотел сказать еще что-нибудь. – Идем, – поторопила Даша. – Чего ты завис? Репетиция сейчас начнется. Славик покачал головой, но послушно поплелся следом. 16 Риточка открыла дверь в гримерку ногой, заглядывая поверх охапки выстиранной репетиционной одежды в руках. Повернулась, и первым, что увидела, был ящик из-под канифоли на полу. Небрежно выдвинутый, так и брошенный. Совершенно пустой. А ведь совсем недавно насыпала полный! – Жрет она ее, что ли, – пробормотала Риточка в замешательстве. Внутреннее радио тихо курлыкало: на сцене шла репетиция солистов. Курлыканье оборвалось. Видимо, хореограф раздавал замечания – слов слышно не было. Риточка вывалила одежду на диван. Подхватила пустой ящик. Съехала на лифте на минусовые этажи. В костюмерной шипел пар. – Галь, ты? – позвала Риточка сквозь дымовую завесу. Костюмерша пытала распяленные пачки. – Ну? Риточка поставила пустой ящик: – Будь другом, отсыпь канифоли. Та отставила отпариватель на железную сетку. – Беловой, что ли? – Не понимаю! – сетовала Риточка без приглашения, как всякая молодая мать. – Сыплю, как в черную дыру! Все в момент исчезает. – Может, в Питере как-то по-другому канифолятся, – предположила Галя. – Кто ее знает. – Шагу без меня ступить не может, – с гордостью жаловалась Риточка. – Если я не послежу, не простирну вовремя, она в грязном в класс пойдет. Если я канифоли не досыплю, она в общий ящик канифолиться пойдет. И так вот – все! Галя неопределенно промычала. Ей было завидно, показывать не хотелось. У костюмерш была своя иерархия. Одно дело – париться с кордебалетом. Другое – обихаживать балерин. Риточка все трещала в упоении: – Уж и у Вероники из гримерной все запасы ей пересыпала. А сегодня – опять ящик пустой. Ну как это вообще? – А Вероника-то что? – сменила тему Галя. – Так и на больничном? Риточка презрительно махнула рукой: – Она теперь из него неизвестно когда выйдет. – На пенсию сразу, – пошутила Галя. Обе посмеялись. Поверженная прима больше не вызывала у костюмерш религиозного почтения. Риточка спохватилась: – Чего радио-то у тебя молчит? Выключено? Так и повестку пропустишь. Галя обернулась на пластмассовую коробку на стене – на лице проступил испуг. – Может, репетиция уже кончилась? – запаниковала Риточка: – А мы не слышали! Галя покрутила громкость. Донеслись какие-то голоса. – Да не. Идет репетиция еще. Просто музыки почему-то нет. Болтают, наверное. Риточка подхватила полный ящик. – Галька, спасибо! Ты настоящий друг. Ну ладно. Помчалась. – Фальшиво пожаловалась: – Столько возни еще! Не то что с кордебалетом: оттрубила и поскакала домой. А тут… У лифта Риточка притормозила – кнопка горела: занят. Риточка испустила тяжкий, но лицемерный вздох загнанной лошади. Потащилась на лестницу. Обратно – к груде выстиранной репетиционной одежды, которую до окончания репетиции надо было разобрать. Трико смотать. Купальники сложить. Кофты отдельно. Гетры по парам. «Ей без меня – никак». 17 Сцена театра Санта-Маргарита, как сообщил импресарио, была намного у`же московской. Прежде чем подписывать контракт, решили проверить, втиснется ли вообще обычный гастрольный набор (чуть-чуть старинной классики, чуть-чуть балетов Маэстро) в этот ящик. Особенно беспокоились машинисты сцены. Но и репетиторы нервничали: не перекосит ли мизансцены так, что их вообще невозможно будет узнать? Деньги были – как выяснил Аким – не такие, чтобы за них можно было пережить любой позор. Порадовался в душе: не СССР на дворе, слава богу. Аким принадлежал тому артистическому поколению, которое еще помнило, как хлопались в голодный обморок советские танцовщики, как тащили с собой в чемоданах консервы и сухую колбасу, лишь бы сэкономить на гастролях крошечные валютные суточные. Теперь все было иначе. Теперь балет мог выбирать, куда ехать, а кому отказывать. На черном линолеуме сцены налепили серебристым скотчем линии – обозначили границы сцены Санта-Маргариты. «Поцелуй фавна» проходили, как говорилось, в полноги. Не прыгали, а шли или трусили рысцой, обозначая контур прыжков руками. Не вертели пируэты, а только показывали акцент: сначала скругляли руки перед собой – препарасьон, а потом палец вверх, как бы наматывая невидимую нить. |