Онлайн книга «Экзотический симптом»
|
– Хотя, пожалуй, есть одно странное дело, – добавила Марина через минуту. – Опять какая-нибудь звезда шоубиза набедокурила? – Да нет, не звезда. Совсем наоборот. – То есть? – Пришлось заняться одной теткой, у которой детишек опека отобрала. – Погоди, какие детишки? – удивилась Алла. – Ты же никогда… – Это дело pro bono, – не позволила ей договорить Марина. – Трудовая повинность, ты ж понимаешь! Дела «ради общественного блага» не обязательны для адвокатов, а, скорее, являются проявлением их социальной ответственности. Многие вообще не берутся за такие случаи, а если и берутся, то предпочитают те, которые могут вызвать наибольший общественный резонанс. Это помогает карьере и улучшает репутацию, но дело об опеке вряд ли обещало стать достаточно громким. Поэтому Алла спросила: – Ты же с детьми не связываешься, что случилось? – Да я и не собиралась… Понимаешь, она «срисовала» мой адрес с визитки бывшего клиента, в офисе которого убирается – уборщицей она работает. Пришла, наскочила на меня с порога… В общем, я не смогла отбрехаться! Алла подозревала, что ситуация была несколько иной. Скорее всего, Марина пожалела женщину, у которой никогда не нашлось бы денег на полноценную защиту такой «акулы» юриспруденции, как адвокат Бондаренко. У подруги доброе сердце, но она почему-то стесняется это показывать. – А почему ты говоришь, что дело странное? – задала она вопрос. – Да, понимаешь, все как-то через… короче, через одно место сделано: явилась тетка из опеки в сопровождении полиционера, причем притащились они в отсутствие мамаши, не предупредив о визите заранее. В принципе, бывает, что они не предупреждают, но ведь заявились-то в рабочее время! – Получается, предполагали, что никого из взрослых дома не окажется? – То-то и оно. – И что, сразу изъяли детей? – Да. Моя клиентка – многодетная мать-одиночка, не пьет – во всяком случае, насколько можно сделать вывод по внешнему виду и стилю общения, дети ходят в детский сад и в школу… – Тогда на каком основании детей забрали? – недоумевала Алла. – Они пришли с постановлением суда? – Постановления никто не предъявлял – только акт об изъятии… С другой стороны, мать ведь отсутствовала, но старшая дочь утверждает, что никаких других бумаг ей не показывали. – Возможно, решили, что с девочкой не обязательно церемониться, ведь она все равно в таких вещах не разбирается? – Может, и так. Только вот я понять не могу, что это за странная практика такая – являться в дом в отсутствие взрослых и отбирать детей? Как воры, честное слово! – Я слышала, что в Скандинавских странах так часто происходит, – заметила Алла. – Да-да, их Барневарн [2] – пугало для каждого родителя! Если уж попадешь в их жернова – пиши пропало… – Ну, это за бугром, а у нас-то вроде все не так радикально? – Так самое интересное, детей теперь не выцарапать, моей клиентке даже свидания не разрешают! – Почему? – Кто ж их разберет? – Постой, Мариш, ты сказала, что старшая девочка рассказала, что произошло – сколько же ей лет? – Пятнадцать. – То есть ее опека проигнорировала? – И не только ее: старшего сына тоже оставили. Ему двенадцать. – Интересно… Детей изымают, когда они находятся в заведомой опасности. Получается, в опасности находились только малыши, а старшие что, пусть пропадают? – Ты логики в их действиях не ищи, – вздохнула Марина. – Ох, чувствую я, мне это дельце попортит крови! Звук пришедшего сообщения прервал разговор подруг. Алла прочла эсэмэс и отложила телефон. – С работы? – сочувственно поинтересовалась Марина. – Нет, это Митя. Спрашивает, когда меня забирать. – Он в курсе, что у нас встреча? Алла кивнула. – Ну, девка… Погоди, что-то у тебя физиономия не слишком счастливая: да ты же прыгать и скакать должна от радости, что мужик за тебя переживает, интересуется твоей жизнью, а ты, похоже, недовольна? Пока Алла соображала, как ответить на заковыристый вопрос, Марина вдруг воскликнула: – Ой, а не в докторе ли твоем дело?! Слу-у-ушай, так у тебя все серьезно с ним? – У меня – может, и да, а вот у него… – Аллусь, ну почему тебе всегда все нужно усложнять? – всплеснула руками адвокатесса, позабыв об аппетитном пирожном буше, сиротливо лежавшем на блюде в полном одиночестве, усилиями Марины лишенном общества сладких собратьев. – В смысле? – Почему бы тебе не получить удовольствие от синицы в руках, а? Этот Дмитрий, он ведь тебе нравится? – Нравится, но… – Давай без «но», ладно? – перебила Марина. – Мы, бабы, дуры: когда нас любят, мы вечно чем-то недовольны, а когда влюбляемся сами, страдаем, мучаемся, переживаем… Как в анекдоте: мыши кололись, плакали, но продолжали есть кактус! – Точно, – вздохнула Алла. – Знаешь, Мариш, пожалуй, я все-таки закажу себе кусочек шоколадного торта: от одного-то меня не разнесет, верно? – Тебе сейчас просто необходимы «гормоны счастья»! – горячо поддержала подругу Марина и, не дожидаясь, пока она передумает, подозвала официантку. * * * – Итак, Севан, что вы можете рассказать мне о вашей пациентке Карпенко? Доктор Мейроян сидел напротив Мономаха в его кабинете, являя собой картину безупречного здоровья и неземной красоты. Если бы Мономах был женщиной, то непременно оценил бы потрясающие внешние данные молодого хирурга, его густые черные волосы, пышные усы, гладкую смуглую кожу и белые, ровные зубы – ну, ни дать ни взять, картинка с рекламы здорового образа жизни! Но Мономах был мужчиной, причем самой что ни на есть традиционной ориентации, и Мейрояна он к себе вызвал вовсе не за тем, чтобы полюбоваться на него, а чтобы задать кое-какие вопросы. По выражению лица молодого врача он заметил, что тот слегка занервничал. – А почему вы спрашиваете, Владимир Всеволодович? – поинтересовался он осторожно. – Потому что вчера вечером Карпенко чуть не ускакала из больницы на одной ноге, вот почему! Вы ее уже видели? – Нет, Татьяна поймала меня на входе в отделение… – Ясно. Я правильно понимаю, что для вас ее неадекватное состояние – не секрет? – Правильно. – Так в чем дело? |