Онлайн книга «Резкое похолодание. Зимняя книга»
|
Льва забрали через четыре дня. И Соню. И моего отца. Всех в одну ночь. …По какому-то другому счету я был не прав. Я вернулся в комнату старика и открыл шкаф. Сяо выкатился оттуда комком взъерошенной шерсти; в предрассветных сумерках изысканной его рыжины было не различить, и он казался собственной дворово-серой тенью. Поспешной кособокой иноходью Сяо поскакал к кровати старика, на которой теперь мирно спала ведьма, улегся у нее на груди и громко, точно неисправный холодильник, заурчал. Узкоглазая, не просыпаясь, погладила его по спине. – Отдай мне мое… – грустно шепнуло зеркало. – Посмотрим, – сказал я; это был почти компромисс. – Отдай, гаденыш!.. – Да пошел ты! Я снова сорвался – захлопнул злосчастную дверцу да еще показательно пнул ее снаружи ногой. Старик бесил меня. Он вызывал у меня ту специфическую смесь раздражения и жалости, какую обычно вызывают очень старые родители у своих почти старых детей или супруги с тридцатилетним стажем – друг у друга. Или безнадежные больные – у хороших врачей. Я срывался – и при этом мне почти всегда было стыдно. Вернее, у меня всегда появлялось характерное предчувствие будущего стыда. Такое же возникает, когда тебе говорят: «Вот я умру – тогда пожалеешь»… В нашем случае это было немного странно: старик и так уже умер. А стыд все маячил впереди – мрачной и справедливой неизбежностью. На следующий день к Шаньшань пришли гости. Их было семеро: 1) ведьмина сестра-близнец – та, что помогала ей снять квартиру; 2) высокий голубоглазый парень с квадратной челюстью и развитой мускулатурой, одетый во все светло-бежевое (он говорил по-русски с сильным акцентом: смягчал все согласные, точно его огромный белозубый рот был набит густой овсяной кашей); 3) блеклая юная девица в очках, блузе и длинной гофрированной юбке; 4–5) две тетки бальзаковского возраста (тоже в блузах и юбках; одна в очках, одна – без очков); 6) сморщенная бабулька с трясущейся головой и слезящимися глазами (без очков); 7) низкорослый мужичок в тренировочных штанах и зеленом вязаном свитере, без одного переднего зуба. Пришло семеро (магическое число!). А вместе с Шаньшань получалось восемь. В черных восточных практиках восемь также считается магическим числом – это я давно еще вычитал в книгах старика. Так что я прекрасно понимал, что к чему. Шаньшань накрыла стол в гостиной. Угощение было скудным: прозрачная зеленоватая бурда из пакетиков, ириски, плавленый сыр, лапша и водоросли. Мероприятие вели двое: Шаньшань и голубоглазый парень. Голубоглазый изъяснялся на почти правильном русском. Шаньшань – только на своем кошачьем. Видимо, она здесь верховодила; опускаться до языка людей было ниже ее достоинства. Поэтому при ней постоянно находилась блеклая девица: она громко переводила с кошачьего на русский, если высказывалась Шаньшань, и тихо, ей на ушко, с русского на кошачий, если высказывался кто-то из присутствующих. Высказывались все и непрерывно. Любые реплики у них почему-то назывались «свидетельствами». – Дор-рогие бр-ратья и сестр-ры! – широко улыбнулся парень, мягко зажевав по одной «эр» в каждом слове. – Я пр-риехал из Соединенных Штатов Амер-рика, чтобы свидетельствовать! Все: – Ай-мень! – …Сегодня я буду свидетельствовать вам о смысле в жизни! – Ай-мень! – …В мир-ре р-распр-ростр-ранены кр-руглые фор-рмы. – Мягкие гудящие «эр» слились в одно довольное урчание. – Все кр-руглое! Солнце, Земля и звезды – все это кр-руги! А человек? Голова человека кр-руглая! – Ай-мень! – И р-рот, который откр-рыт шир-роко! – Ай-мень! – И нозр-ри! – Ай-мень! – И… и… – И уши, – подсказали из «зрительного зала». – Да, и уши, бр-ратья и сестр-ры! И уши, да! – возбудился американский гость. – О чем это свидетельствует, бр-ратья и сестр-ры, дор-рогие мои святые? О чем? – Велик наш Лорд? – предположила бальзаковская тетушка, та, что без очков. – Да! – счастливо улыбнулся парень. – Оу, да! Велик наш Лор-рд, наш Гоуспоудь! Все сотвор-рил он по единому обр-разу Вселенной! Кр-руговые отношения по пр-ринципу кр-ругового движения! Единая связь любви! Мы р-рождены, чтобы любить нашего отца, нашего Гоуспоуда! Чтобы быть единой частью этого кр-руга, этой кр-руглой любви! – Ай-мень! – Так давайте встанем в кр-руг, возьмемся за р-руки и помолимся все вместе, святые! – Все восемь участников суетливо сбились в тесный кружок. – Оу, Гоуспоудь!.. – Иже еси на небеси, – проскрипела старушка в неожиданно образовавшемся затишье. – Да святится имя твое, да приидет… Кольцо разорвалось. Святые шарахнулись от бабушки в разные стороны, точно черти от ладана. – Нет! – гаркнул голубоглазый. – Оу, нет! Это не так! Встаньте в кр-руг! Повтор-ряйте за мной! Все снова нерешительно взялись за руки; провинившаяся бабушка, у которой до сих пор тряслась только голова, мелко завибрировала вся. – Повтор-ряйте за мной нашу молитву! – возвысил голос американец. – Оу, Гоусподь! – Оу, Гоусподь! – хором откликнулись святые, самозабвенно копируя речевую манеру оратора. – Оу, ты много р-работал, чтобы собр-рать нас всех здесь сегодня здесь! – …собрать нас всех здесь сегодня здесь! – Оу, спасибо тебе сегодня за эту работу! – …Оу, спасибо тебе сегодня за эту работу! – Оу, наши тела – твои святые хр-рамы! Твои святые сосуды, Гоуспоудь! Оу, мы хотим помочь тебе, мы не хотим видеть, как тебя пр-ренебр-регают! – … тебя пренебрегают… – …И как мало достойных тебе, оу, Лорд, оу, Лорд!.. Мы тебе твои святые и собр-рались здесь сегодня, чтобы славить тебя! И мы здесь сегодня славим тебя! Ай-мень! – Ай-мень! – истошно заголосил хоровод. – Ай-мень! Ай-мень!! Ай-ме-е-ень!!! – Теперь-рь все святые могут сесть, – Американский брат вытер с широкого лба испарину бумажной салфеткой и счастливо вздохнул, глядя, как великолепная семерка разбредается по гостиной. – Кто еще хочет сегодня здесь свидетельствовать? – Я! Я! Сестры и братья! – срывающимся от волнения голосом возопила бальзаковская без очков. – Сегодня я хочу свидетельствовать о том, как велики наши дела! Все (приподнято): – Ай-мень! – …Я также свидетельствую о том, как велики дела нашего Лорда! – Ай-мень! – …Я свидетельствую, что сегодня наш великий Лорд, наш Гоусподь, привел к нам Овцу! |