Книга Любовь в отеле «Ритц», страница 31 – Барбара Картленд

И граф де Форэ относился к ней так же.

Весь ужас дуэли между двумя мужчинами, дравшимися на поединке за право обладания ею, впервые ясно предстал перед ее глазами, охватив все ее существо.

— Как могла я допустить такое? — спрашивала она себя. — Как могла я… смотреть на все это?

Ее невинность и непорочность не позволили ей до конца осознать смысл их слов и намерений тогда, тогда они говорили, что сражаются за нее.

Но теперь маркиз представил все предельно ясно и понятно.

Он желал сделать ее своей любовницей, в то время как будет женат на другой женщине.

Она плакала и плакала, не в силах успокоиться, чувствуя, как погружается в пучину охватившего ее отчаяния.

Не было в ней больше чистоты и порядочности, она запачкана и унижена всем происшедшим с ней.

— Во всем виновата я сама, — всхлипывала девушка. — Мне следовало сказать… маркизу, кто я… сразу же, как он спас меня от графа.

И Вильма вспомнила слова нянюшки, что одна ложь влечет за собой другую.

Она сама позволила ему поверить, будто помогает своему отцу с электрическим освещением в резиденции виконта.

Так плакала она до полного изнеможения.

Только когда солнце уже показалось над горизонтом, девушке удалось заснуть.

Она и не заметила, как Мария заглянула в ее комнату и ушла, не решившись будить свою барышню.

Когда наконец Вильма очнулась ото сна, то увидела, что занавески подняты и солнечный свет проникает сквозь окна в комнату.

— Жаль будить-то вас, мадемуазель, когда вы такая усталая, — сказала Мария, — но мсье Бланк хочет сказать вам кое-что о вашем батюшке до того, как уйдет.

Вильма села на постели.

— Сколько же сейчас времени? — спросила она.

— Половина одиннадцатого, мадемуазель.

— Боже мой! Неужели так поздно? — воскликнула Вильма.

Она вскочила с кровати.

Мария принесла ей домашнее платье, которое, конечно, было намного приличнее пеньюара.

«В конце концов он все-таки доктор, — подумала Вильма, — поэтому ему можно показаться в домашнем».

Она стянула свои длинные волосы атласной лентой и спросила:

— А где он сейчас, господин Бланк?

— В будуаре, мадемуазель, — ответила ей Мария.

Будуаром она назвала комнату, смежную со спальней отца.

Вильма поспешила туда по коридору.

Пьер Бланк стоял у окна, когда она вошла.

— Бонжур, мсье, — сказала она. — Прошу прощения, но я так поздно легла вчера, что в результате проспала слишком долго.

— Так всегда бывает в Париже, мадемуазель, — ответил Пьер Бланк. — Я хотел побеседовать с вами о вашем отце, поскольку мне больше не придется приходить сюда.

Вильма удивленно взглянула на доктора;

— Означает ли это, что папа уже вылечился?

Ей казалось, такое еще невозможно, но Пьер Бланк утвердительно кивнул.

— Все позвонки уже вправлены, — сказал он, — и проблем со спиной больше не должно возникнуть, если ваш отец будет осторожен хотя бы в течение месяца.

— Удивительно, как вам удалось так скоро вылечить его, — сказала Вильма, — мы вам очень благодарны.

— Болезнь вашего отца не была столь уж сложной, если сравнить с теми, с которыми мне приходилось сталкиваться, — отметил Пьер Бланк. — При падении несколько позвонков сместилось, но, к счастью, ничего не было повреждено.

— И с ним теперь действительно все в порядке? — спросила Вильма, еще до конца не веря в отцовское выздоровление.

— Как я уже сказал, он должен быть осторожен, и я предупредил его о необходимости воздержаться от верховой езды как минимум на шесть недель!

— Будет сложно удержать его так долго! — заметила Вильма.

— Полагаю, ваш отец достаточно разумный человек, чтобы понять: ослушаться моего предостережения — означает для него вернуться к той мучительной боли, от которой он страдал, прибыв сюда, — сказал Пьер Бланк.

— А как же испытываемое им чувство усталости, какое сопровождало ваше лечение?

Пьер Бланк улыбнулся.

— Чувство усталости или, скорее, сонливость были по большей части вызваны теми травяными настойками, которые я давал своему пациенту.

Вильма выразила удивление, а он продолжал:

— Важно было, как можно надежнее обездвижить его, но заставить такого активного человека соблюдать неподвижность, дабы не усугубить его состояние, задача не из легких.

— Понимаю, — заметила Вильма.

— Постарайтесь, чтобы ваш отец двигался как можно меньше и, как я уже сказал, держался подальше от конюшни по крайней мере шесть недель.

— Л постараюсь, обещаю вам, — заверила его Вильма, — и еще раз большое вам спасибо. Мне не хватает слов, чтобы выразить свою благодарность вам.

Они обменялись рукопожатием, и француз заторопился, по-видимому, к другим пациентам, которые ждали его.

Проводив его, Вильма пошла в спальню отца.

Он сидел в кровати, почти оправившийся после болезни, и читал газеты.

— Доброе утро, Вильма! — сердечно приветствовал ее граф. — Полагаю, ты принесла мне хорошие новости.

— Новости у меня и правда хорошие, — сказала Вильма, целуя отца. — Я так рада, что твое лечение уже закончено, и очень, очень благодарна мсье Бланку.

— Этот человек чрезвычайно умен и искусен, похвалы в его адрес не оказались преувеличенными, — сказал граф.

Он опустил газету.

— Теперь мы можем вернуться в Англию, боюсь, тебе и так пришлось пропустить слишком много балов по моей вине.

— Разве это имеет хоть какое-нибудь значение, папа? — сказала Вильма.

— Имеет, и очень большое, ведь это твой первый сезон, — граф очевидно пытался найти убедительные аргументы, — и твои поклонники еще ждут тебя.

У Вильмы чуть было не вырвалось признание, что единственный поклонник, интересующий ее, находился в Париже и был для нее недосягаем.

По в то же время она ясно понимала — самым лучшим выходом для нее сейчас стало бы возвращение в Лондон вместе с отцом, причем уехать следовало как можно скорее.

Ведь для нее просто невыносимо будет признаться маркизу в обмане.

Хуже этого могли быть только его извинения за то, что он посчитал ее принадлежащей к другому, более низкому социальному слою.

Все эти мысли пронеслись у нее в голове, но вслух она только сказала:

— Так мы и поступим с тобой, папа.

Мы отправимся в Англию завтра же, но поскольку вам следует соблюдать осторожность и беречь себя, мы должны попробовать заказать отдельное купе в спальном вагоне.