Онлайн книга «Завещание Шекспира»
|
Пустые ножны. – Портняжий аршин. Сушеный коровий язык. – Вяленая треска. Лежебока. – Колчан. Ломатель лошадиных хребтов. – Ты всегда выигрываешь! Налей-ка мне еще. Все по справедливости. – Да ты, как я погляжу, поклонник Вакха. И, когда-то, Венеры. – Об этом – молчок, господин Шекспир. Мы респектабельные господа, занятые важным делом – дележкой твоего имущества. А это что? Еще один Лазарь. Расправь-ка холст. Сейчас объясню. – Я так и знал! Это тот самый Лазарь, о смерти которого заплакал Иисус и зарыдали ангелы. – Слезы рая. Возвышенно. Иисус был настолько сражен горем, что совершил то, что без промедления сделал бы любой из нас, будь у нас такая возможность, – он вернул из мертвых умершего друга. – Да тут целая толпа пришла поглазеть на это зрелище. А ты бы не пошел, Фрэнсис? Мне бы очень хотелось! Все на свете отдал бы за это! – Брр! Спасибо, зрелища, которые тешат болезненное любопытство охотников до ужасов, не для меня. Да нет же, Фрэнсис, неужели ты не понимаешь? Человек был среди мертвых, среди червей и звезд, он познал тайны гроба, неведомой страны… – …из коей нет сюда возврата. А теперь скиталец вернулся из-за завесы непознаваемой тайны. – Мне кажется, в первую очередь тебя привлекла зрелищность. Почти угадал. Целая толпа собралась на величайшее представление всех времен и народов. – Дай-ка рассмотрю получше. Где мои окуляры? Смотри, вот здесь друзья увещевают Иисуса: умоляем тебя, Господи, подумай, что ты собираешься совершить. Мы знаем, что ты можешь ходить по воде и превращать воду в вино, можешь остановить сильную волну и накормить пять тысяч голодных. Но это ведь не глухота или хромота, не проказа, слепота или одержимость дьяволом – тут дело посерьезней. Человека нет, он умер, умер он теперь и гниет, уж три дня как похоронен. И при такой жаре даже в прохладе гробницы его плоть уже начала разлагаться. Он уже смердит. – Фу! И они, конечно же, были правы. Но Иисус все же идет на кладбище и подходит к гробнице Лазаря. Только посмотри на реакцию зрителей на этом грубо размалеванном лоскуте. – А! Зрители, публика! Что бы ты без них делал! Кто-то обмахивается на жаре, кто-то зажал нос платком, кто-то отводит глаза в сторону. – Все как в жизни. Но большинство вытягивает шеи, чтобы лучше видеть. – Если зрители заплатили за хорошие места, они хотят видеть всё! Тут только стоячие места, это представление для тех, кто толпится у сцены. – И только для них. Но это представление посерьезней. А наверху, как и полагается, ангелы льют золотые слезы, потому что Иисус прослезился. – Ты всегда следил за реакцией публики, и в слезах Христа я тоже слышу звон монет. Дело не в публике. Взгляни-ка на роскошные кладбищенские ворота, такие нелепые среди пустыни. – Согласен, они тут совсем не к месту. Здесь должен быть камень, огромный булыжник, а не этот блистательный собор. Но и это неважно. – Какая разница, какая там дверь! Иисус поднимается по ступеням, стучит в дверь, она открывается, и громким голосом он молвит: «Лазарь! Выйди!» Посмотри на красный, как кровь, завиток у его рта. Чувствуется сила его призыва, мощного, как разорвавшаяся артерия. Она эхом отдается в самом сердце. Я всегда испытывал трепет, когда смотрел на эту картину. Лазарь! Выйди! Безмолвие. Глаза толпы прикованы к черной бреши в камне, за воротами, которые зияют черным ртом, ведущим вниз – в глотку гробницы. – Спокойней, старина! Это та самая глубокая безжалостная рана в поверхности земли, в которую все мы когда-то упадем, вынужденные переселенцы в неизвестный край, туда, где стирается всякая индивидуальность и все люди встречаются и перемешиваются. Ожидающая толпа с пристальным недоверием наблюдает, прекрасно зная, что из этой тьмы никто и никогда не возвращается. Лазарь! Выйди! Ничего не происходит. Ничто родит ничто. Скажи еще раз. Иисус безмолвствует. Напряжение в толпе чуть-чуть спадает. Люди осознают невозможность и смиряются с истиной, которую всем нам приходится принять после начального потрясения и оцепенения от потери. Примиряются с тем, что наши любимые умершие в каком-то смысле рядом с нами, где-то очень близко, по соседству, смотрят на нас с небес или из глубины наших душ. – Их трудно забыть. Невозможно. Но что же делать, если сам Христос не смог восстать из мертвых? Остается смириться с неизбежностью. Чуда не свершится. Смерть и вправду необратима. Он не вернется. Умозаключение, к которому мы приходим по размышлении, буднично и утешительно. Мертвые не воскресают. Все призрачно в этом мире, за исключением лишь одной несомненной и даже утешительной определенности: смерть – это действительно конец. – Только не для меня! Я за жизнь и надежду… Подбрось-ка мне еще мясца. Вот мое истинное утешение! И вдруг в конце длинного черного туннеля появляется белая крапинка. Обман зрения? Танцующая точка, сбивающая с толку мозг. Что-то слабо и неясно колеблется, увеличивается в размерах, приближается. Посмотри! О боже, оно все ближе! – О вестники небес и ангелы, спасите! Опять эта строка – второй раз за сегодня. – А, теперь я вижу. Я помню день, когда я впервые его увидел. Слепая белая фигура, перевязанная с головы до ног. Невидящее спеленатое тело, закутанное, как мумия, как кокон гусеницы. Лазарь родился заново. Замотанный в погребальные пелены, он осторожно вышел на яркий свет солнца нового дня и недоуменно моргает, пока разматывают его саван. Неловкий растерянный гость, вызванный на бис на великую сцену дураков. Но он не говорит ни слова. – Уилл, а представляешь, какой монолог написал бы для него ты! Разумеется. Но к моему непреходящему разочарованию, спасенный с того света стоял как немой, не в силах вымолвить ни слова. – Я бы сейчас предпочел не слово, а сливу… Все были настолько огорошены этим происшествием, что никто и не подумал спросить о самом важном. Ни единой душе не пришло в голову спросить только что вернувшегося путешественника в мир иной о самом главном – о загадке существования и тайне вселенной. – Кажется, я знаю, о чем бы ты спросил. |