Книга Жажда. Тёмная вода, страница 49 – Ник Никсон

Надо вернуться в Марьино и искать их. Оставить Витьку тут с этим Грудининым? А, вдруг они разминутся по пути?

С Серегой они росли не просто братьями — лучшими друзьями. Дмитрий знал, что брат никогда, ни при каких обстоятельствах не бросил бы Юльку, и будет защищать ее даже ценой собственной жизни. Того же Серега ожидает от Дмитрия.

Наверное, у обоих сели батарейки в рации… Они уже рядом… Скоро будут… Немного опаздывают…

— А когда мама с папой придут? — спросил Витька, вглядываясь в окно.

— Скоро, — ответил Дмитрий. — Очень скоро.

Подошел Грудинин, заговорил вполголоса:

— Самолет взлетит уже через четыре часа. До аэропорта топать двадцать километров по рельсам. Надо идти сейчас, или не успеем.

Дмитрий молчал.

— В Москве нельзя оставаться, — продолжал давить фокусник. — Мы здесь все умрем.

— Знаю.

— Они не придут, смирись.

Дмитрий отошел к другому окну. Грудинин следовал за ним, как привязанный.

— Разве ты не понимаешь? Их убили!

Дмитрий схватил Грудинина за шкирку, упер в стекло.

— Заткнись, или я тебя сам заткну.

— И что потом? Так и будешь сидеть здесь, тешить себя иллюзиями, пока от жажды не сдохнешь? Будешь продолжать врать пацану, что его родители живы?! Очнись, мужик, мир сошел с ума.

Дмитрий толкнул Грудинина, но теперь это больше напоминало жест отчаяния. Он понимал логику, все понимал. Но не мог, просто не мог уйти.

— Сейчас надо думать о живых, — заговорил Грудинин. — У тебя есть пацан, его единственный шанс выжить — успеть на тот самолет.

Дмитрий почувствовал, как темнеет в глазах. Грудинин усадил его на пол, дал глоток воды. Витька тихо хныкал, свернувшись калачиком на лавке.

— Послушай, а вдруг они уже на полпути в аэропорт? — предположил Грудинин. — Ты сам сказал, мы опоздали на сорок минут.

— Они бы нас дождались.

— Ты уверен? Нет, еще раз подумай и скажи — ты уверен?

— Со мной его сын!

Дмитрий осекся, взглянул в сторону лавки. Мальчика нет.

— Витя?

Вскочил осматриваясь.

— Витя!

Выбежав наружу, Дмитрий заметил белую рубашку, мелькнувшую между машинами. Мальчик прошмыгнул в переход под Тверским путепроводом.

— Стой!

Дмитрий нагнал его у церкви в двухстах метрах от вокзала. Подхватил на руки.

— Пусти! Пусти! Мамочка!

— Успокойся, Витька!

Мальчик вырывался.

— Где моя мама? Ты наврал, что она придет? Где она?

— Твоя мама умерла.

— Мама… Дай мне маму!

Дмитрий обнял племянника и держал крепко, пока тот рыдал, уткнувшись ему в плечо.

— Чшшш… Я тебя не оставлю! Никогда! Обещаю.

Подбежал, задыхаясь, Грудинин, махнул судорожно рукой в сторону открытой калитки. Они укрылись на территории старой церкви.

Со стороны вокзала доносились крики, стучали по металлу, разбивались стекла. Вскоре здание охватил пожар, в небо поднялись клубы черного дымы.

— Это урки. Они теперь власть в городе, — сказал Грудинин. — Нам тут больше нечего делать. Сунемся туда, нас убьют.

Дмитрий понимал, что Грудинину плевать на Серегу и Юльку, плевать на Витьку и самого Дмитрия. Они нужны ему только как способ спастись, в одиночку ему до самолета не добраться. А зачем Грудинин нужен им? Встанет ли он на их защиту, если придет час?

Они направились в сторону Савеловского вокзала. Дороги были забиты машинами — люди пытались покинуть город, многие так и умирали в собственных машинах от жажды или отравления темной водой. Кобальт нес Витьку на руках и закрывал ему глаза, чтобы тот не смотрел на трупы.

Со стороны Белорусского небо заволокло густым дымом. Пожар перекидывался на соседние постройки, и одному богу известно сколько зданий сгорит в угоду развлечениям кучки отморозков, решивших устроить праздник на костях человеческой цивилизации.

В последующие месяцы разрозненные группировки урок укрупнятся в несколько противоборствующих кланов. В поиске воды будут прочесывать район за районом, квартиру за квартирой, грабить и убивать. Вскоре главари кланов поймут, что не в состоянии больше обеспечить водой свои армии. Грянут междоусобицы, кланы вновь распадутся на мелкие кучки и постепенно вымрут от жажды. Небольшой костяк самых отъявленных негодяев все же сохранится и станет главной дестабилизирующей силой в Садовом кольце.

Миновав Савёловский вокзал, они двинулись на север параллельно Дмитровскому шоссе. На путях встречались десятки вставших на вечный прикол электричек и опустевшие депо. Тогда Кобальт впервые заметил перемены в окружающей растительности. Трава и кустарники теперь росли кучней, стебли стали заметно шире, одуванчики увеличились в размерах, — словно некто добавил в почву препарат способный придать всей флоре двойную дозу жизни. По какой — то непонятной причине темная вода убивала людей и животных, но одновременно вселяла жизненную энергию в растения.

Ему тогда подумалось: «Если такое будет продолжаться, город вскоре превратится в амазонские джунгли».

Он оказался недалек от истины.

У Лианозовского парка на дорогу выскочила орава странных существ, издали напоминавших грызунов. Длинные хвосты, гладкое чешуйчатое тело, рыбья голова и крохотные лапки, которыми крысята орудовали настолько мастерски, что с лихвой развивали скорость взрослой собаки.

— Что за твари!? — вскрикнул Грудинин.

Вооружившись палкой, Дмитрий усадил Витьку на плечи и приготовился к обороне.

Существа бросились к ним кучно, словно стая муравьев на сахар.

Кобальт пнул одну ногой, второй заехал палкой, третьей Витька зарядил камнем точно в морду. Грудинин демонстрировал чудеса ловкости — снайперски швырял камни по целям, снося тварей, как кегли. Крысята рычали, пищали, однако даже после оглушающих ударов приходили в себя и вновь бежали в атаку.

— Назад! — крикнул Грудинин.

Дмитрий замешкался, и внезапно острые зубы впились ему в лодыжку.

Он схватил тварь, оторвал от кровоточащей раны и попытался расплющить в руке, однако на поверхности ее тела образовался монолитный щит. Швырнув тварь в ораву собратьев, Дмитрий, прихрамывая, принялся отходить к ближайшим жилым домам.

— Сзади! — крикнул Витька.

Дмитрий обернулся и увидел, что твари окружали их в кольцо. Грудинин исчез неизвестно куда.

Пульсирующая острой болью рана на ноге притягивала крысят сладким запахом крови. Дмитрий не успел опомниться, как десятки мелких ртов впились в правую ногу, разрывая кожу и вгрызаясь в мясо.