
Онлайн книга «Тимофей: блокнот. Ирка: скетчбук»
– Я знаю. Уронили мишку на пол, оторвали мишке лапу… И косится на Мишку Толмачёва, у него палец сломан как раз. Вот же Андрей, скажет – ничего такого, а весь класс под партами хихикает. – А посерьёзнее ты не знаешь стихов? – спросила Лидия Сергеевна. – Знаю. Буря мглою небо кроет… Кстати, Андрей хорошо читал. И когда в конце сказал: «Выпьем с горя; где же кружка?» – тоже все начали смеяться. Уж такой он человек. А самые лучшие стихи рассказала Кира. Вот я не ожидал от неё. Просыпаюсь в полумраке. В занесённое окно Смуглым золотом Исакий Смотрит дивно и темно. Утро сумрачное снежно, Крест ушёл в густую мглу. За окном уютно, нежно Жмутся голуби к стеклу. Всё мне радостно и ново: Запах кофе, люстры свет, Мех ковра, уют алькова И сырой мороз газет. Это Бунин оказался. А я думал, он только рассказы писал, не знал про стихи. Вот Кира! Не зря у неё такая родинка. Я не ожидал, что она может такие стихи читать, вот так, при всех. И после неё многие перестали стесняться. Удивительно, что люди знают наизусть столько. – Тимофей, а ты? – Я нет. Не знаю. – Мне показалось, ты хотел… Я помотал головой. Ещё я буду при всех! – Знаешь, если не хочешь читать – можешь написать. Я потом прочту, – сказала вдруг Лидия Сергеевна. Вообще она меня иногда выделяет как «серьёзного человека», мне от этого жутко неловко. Она меня переоценивает. Я молчу не от серьёзности – просто мне часто нечего сказать. – Можно, я тоже напишу? – вскочил Андрей. – Можно, Корольков, можно. Я решил и правда написать. А чего такого? Мы с Захаром вчера читали книжку, старую, ещё папину. И там есть стихи, по-моему, совсем не детские. То есть детские, но я как-то над ними застыл. Такие. Автор – Уолтер де ла Мэр. И я их записал, как помню. Я из-за штор во двор смотрю. Там люди ходят, как в кино. Они не могут знать, что я Смотрю на них давно. Я читал тогда Захару всё подряд и не вникал особо, перелистывал страницы, и всё. А тут прямо остановился. Ведь я тоже так! Смотрю на всех, будто из окна. А когда уйду – никто не заметит… Никто. Ну, мама с папой. Но у них ещё двое детей есть. Мне иногда кажется, я им вообще только чтобы посуду мыть, ходить за картошкой и с Захаром сидеть. В общем, недетские стихи. А потом заглянул к Андрею. И прочёл, что он пишет. Таракан сидит в стакане, Лапку рыжую сосёт. Он попался. Он в капкане. И теперь он казни ждёт. Он печальными глазами На диван бросает взгляд, Где с ножами, топорами Вивисекторы сидят. Вот Андрюха! Интересно: что Лидия скажет? Мне она сказала: – Спасибо, Горелов. Очень хорошие стихи выбрал. И ты, Андрюша, тоже хорошие, я Олейникова очень люблю. Ты вообще гораздо тоньше и умнее человек, чем хочешь казаться. И Андрей покраснел страшно. Он терпеть не может, когда его Андрюшей зовут. И ещё Лидия добавила: – Я всегда говорила, что вы у меня любимый класс. И не ошиблась. И я подумал: странно. Как класс может быть любимым? Все двадцать восемь человек? И – да, быть таким классом приятно. Поднимает самооценку. Хотя ты всего двадцать восьмая часть этого любимого. * * * Потом в столовой ко мне подошли Кира и Агриппина. Я один сидел, и они вдруг сели со мной. – Тимофей, у тебя всё нормально? – это Кира спросила. – Да. – Задумчивый стал какой-то. – У меня несчастная любовь, – сказал я серьёзно, глядя прямо на её родинку-капельку. Но выдержал не больше секунды – фыркнул. – А, – ответила она. – Заешь шоколадкой. Очень помогает. – Скажи, а почему Бунин? – спросил я её. – Так вышло. Мы с мамой деньги искали… – Какие деньги? – Ну, она иногда прячет в книгах, сама от себя. И мы искали, искали, перелистывали книжки. И нашли; а на той странице были эти стихи. И тут мама их прочитала и говорит: «Надо поехать в Питер». Я думала, это она так – денег же нет. И представь, на выходных мы и правда сели и поехали! Ну, я и запомнила стихи, конечно. Красивые? – Очень. И вообще, хорошая история, – говорю я. Даже немного завидую: у меня ведь такой нет. И мы молчим. И Агриппина молчит, ей, наверное, тоже нечего рассказать. И вдруг она на меня посмотрела. Я даже жевать перестал. Буквально секунду. На меня ещё никто никогда так не смотрел. – А ты что написал? – спросила Кира. Надо же, она не заметила, как Агриппина на меня посмотрела. А казалось, все видят. – Д… детское, – сказал я. У меня как-то горло сдавило и голос не сразу прорезался. – Брату вчера читал. – У тебя брат маленький? – спросила Агриппина. – Да. Захар. – Ого. Захар. А у меня большой. Женится завтра. – Как женится… Брат? – Ну да. Ему двадцать пять лет. Кажется, я впервые поговорил с Агриппиной. А потом в коридоре меня догнал какой-то старшеклассник и говорит: «Твоя сестра кошелёк оставила, передай ей». Я сначала не понял – моя сестра ведь в другой школе учится. А потом дошло. Всё же мы с Агриппиной и правда очень похожи. Вот такие красивые стихи читала Кира, а Агриппина посмотрела просто. Надо же. Как это много. Хотел бы я с ней встречаться? Нет. Когда встречаешься – надо же что-то говорить, а я не знаю, что. И с Кирой то же самое. Нет, я лучше просто буду смотреть. Дома я сразу запрыгнул на свою верхнюю кровать (у нас двухъярусная с Захаром), достал блокнот и написал на первой странице в углу: «А». Значит – Агриппине. И тут же хлопнула дверь – мама с Захаром пришли. И понеслось… |