Книга Анатомия одной семьи, страница 29 – Наталия Миронина

— Как скажете, — мягко сказал Федотов, — мне главное — побыстрее.

— Ну, а тут уж, как положено.

Из банка Федотов вышел успокоенный. Он сделал все правильно, документы в норме, видимых причин для отказа не выявлено. «Вот именно — не выявлено!» — произнес он с удовольствием это казенное слово.

На работе к нему неожиданно подошел директор.

— Олег Игоревич, зайдите ко мне, разговор есть.

Два последних урока была большая контрольная. Федотов, не имея специального образования и не располагая педагогическим опытом, опирался на воспоминания об учебе в математическом интернате. Он помнил, как там для закрепления материала давали большие, на все пройденные темы, контрольные. И еще Олег помнил, что для него это была отличная самопроверка. Наблюдая за своим классом, он понимал, что для большинства эти два урока — пустая трата времени. В математики они не пойдут, а знаний для поступления в иные технические вузы и так хватает. И только для немногих учеников — это отличная практика. Сосредоточиться Федотов не мог, мысленно все время возвращаясь к утреннему визиту в банк и мысленно торопя время. Ему хотелось, чтобы все решилось как можно быстрее. «Ну сколько они будут решать? Неделю, две? Это еще ничего. Но не дольше!» — размышлял он, наблюдая, как на второй парте списывают ответы задач. «Пусть списывают. Это Калязиной не поможет. Она ленивая, глупая и совершенно безынициативная! Я таких не видел. И куда она после школы пойдет? Замуж разве что», — Олег продолжал наблюдать за полноватой блондинкой. Мысли о возможном замужестве Калязиной привели его к мыслям о собственной свадьбе. За всей беготней с ипотекой он и забыл, что вот-вот сам женится. «И скажите, зачем вся эта толчея, эта суматоха, эти неизбежные столкновения с будущей тещей?!» — спросил он сам себя. И тут же ответил: «Это чтобы Инна чувствовала себя хорошо. А для меня и для сына — можно было просто расписаться». В который раз он о будущем ребенке подумал как о мальчике.

— Олег Игоревич, я все сделала, — Калязина подняла руку и потрясла своим листком. Федотов видел, что она все списала у Карачинского, которому нравилась. «И что он в ней нашел!» — какой раз удивился Олег, а Калязиной ответил:

— Ну, раз ВЫ САМИ все сделали, сдавайте работу.

— Я спешу. У меня после уроков встреча, — томно сказала Калязина.

Карачинский отвлекся от задач и с тоской посмотрел на нее.

— Хорошо, давайте работу, я отпускаю вас с урока. Кстати, Ольга, не забудьте, завтра у нас самостоятельная по геометрии.

— Не забуду, — Калязина скосила глаза на Карачинского. Тот расправил плечи, словно пытался заслонить полную Калязину от жизненных невзгод. «Господи, вот ведь дети!» — вздохнул про себя Федотов.

После урока Олег заглянул к директору.

— Вот что… — начал Арлен Семенович, — я все знаю, тетки в учительской откуда-то тоже знают. Заранее не поздравляют, но мы с вами люди не суеверные. Одним словом, совет да любовь и… прочее. Когда прочее случится.

— Спасибо вам, — рассмеялся Федотов.

— Нет, спасибо не за это. Голубчик, я вам такого ученика нашел. Отличный парень!

— Спасибо, но… — Федотов хотел было отказаться, но вспомнил про визит в банк.

— Так, вот телефон матери. Они с отцом в разводе. Он, зараза такая, по-моему, парнем раньше совсем не интересовался. Она его тянула одна.

— Это ваши знакомые? — спросил Олег.

Директор как-то смутился, чего никогда не было. И Федотов пожалел, что спросил. «Это что-то личное, а я дурак!» — сказал сам себе Олег.

— Мальчик собирается на физтех. Талантливый, умный. Хороший парень. Но… мать, она… Она просто не успевает за ним следить.

— Шалопай?

— Что вы?! — оскорбился Тяплицкий. — Приличный юноша. Но занимается тем, что ему интересно. А кому интересны вступительные экзамены, скажите мне, пожалуйста?!

— Мне были интересны, — неожиданно вспомнил Федотов, — для меня это был шанс.

Директор внимательно посмотрел на него.

— Вы — это совсем иное дело, — как-то грустно сказал он.

— Может быть.

— Так вот, платить за уроки будут хорошо.

— Мать тащит сына, а я буду деньги брать?! Да еще «хорошие». Может, я лучше найду тех, кто может платить? А с этим парнем так иногда позанимаюсь. Чтобы он в тонусе был.

— Не выдумывайте. Вот в этом вопросе подключился отец. Наконец-то. Я тоже помощь предлагал, но женщины иногда такие упрямые.

— Я все понял. Хорошо, я буду с ним заниматься. И вам огромное спасибо за поддержку.

— Принимается, — рассмеялся Арлен Семенович.

Дома Федотов рассказал Инне про банк, Калязину и ученика, с которым будет теперь занимается.

— Ты такой хороший. Я тут сижу, ем, сплю, а ты бегаешь, волнуешься… — Инна обняла Федотова. — Скажи, как тебе помочь?

— Помочь? — Федотов задумался, а потом ответил: — Ты можешь помочь. Перестань летать. Вредно это, я думаю. Попросись на спокойное место. Ты очень мне этим поможешь — я перестану волноваться так, как волнуюсь сейчас.

Соломатина рассмеялась:

— Уже попросилась. И скорее всего, следующий полет будет после окончания декрета.

— Вот за это спасибо! — Федотов поцеловал ее и спросил: — Тебе пончик принести?

— Нет, — отказалась Инна. Она вдруг стала серьезной. — Ты на нее не ругайся.

— На кого? — опешил Федотов.

— На эту свою Калязину. Она не виновата, что она такая.

— Да какая?! Ленивая? Не виновата?!

— Она — некрасивая. Поэтому тебя и раздражает ее лень. Вернее, не лень, а непонимание твоей любимой математики.

— Инна, да ты что?! Она просто не занимается. Понимаешь, тупо не учит уроки!

— Она одна такая в этом классе?

— Нет, конечно, не одна! Но при чем тут остальные?!

— Если бы она была красивой девочкой, ты так не говорил бы о ней. Ты был бы снисходителен. Ты бы закрывал глаза на ее невыученные уроки.

— Инна, ты говоришь абсолютную ерунду! — Федотов даже рассердился. Во-первых, с какой стати они вообще обсуждают эту тупицу? Во-вторых, для него в классе все на одно лицо. Ему важно то, как они учатся, а не как они выглядят.

— Не злись, я ерунду не говорю. Меня до пятого класса просто гнобили. Я нормально училась, но была некрасивой.

— Ты? Некрасивой?! Я тебя повстречал, когда ты была в девятом, и ты была хороша!

— Не-ет, я была некрасивой, — вдруг сморщилась Соломатина, — и когда буду рожать — буду некрасивой. Толстой и некрасивой!

— Ты что это вдруг?! — Федотов увидел, что Инна плачет. — Что ты, что ты?! Ты самая красивая…

Но было уже поздно — Соломатина сладко рыдала, сама не зная почему. Знал ее организм, который вместо еды потребовал небольшой слезливой встряски.