Книга Трупный цветок, страница 10 – Анне Метте Ханкок

– Ого! – сказал Могенс Бётгер. – И этакий кузен мёртвого члена – это, оказывается, любимый цветок дам?

– Видимо, – кивнула Элоиза.

– Очаровательно, – сказал он, отодвигая от себя кофейный стакан.

За столом стало тихо.

– Ну ладно, – сказала Огорд. – Давайте поговорим немного о земном. Ты сообщила полиции, чтó ты получила?

Элоиза покачала головой.

– Нет, постой, не надо ей идти ни в какую полицию! – воскликнул Бётгер. – Они же просто отберут всё и велят не вмешиваться.

– Ну мне всё равно придётся, – возразила Элоиза. – Женщина зверски убила мужчину. Если я могу помочь засадить её за решетку, я клянусь тебе, что сделаю это, сколько бы она там ни говорила, что мы «связаны».

– Почему же ты до сих пор не обратилась в полицию? – спросил Бётгер.

– Потому что ты, конечно, прав, что они, вероятнее всего, попытаются меня отодвинуть. Но я не собираюсь сидеть сложа руки. Просто мне надо понять, как лучше себя повести, чтобы не упустить историю.

– Подождите, а не хотите ли вы вернуться к началу этого всего? Что случилось тогда с адвокатом? Я что-то давненько не слежу за криминальной сводкой. – Огорд подула на молочную пенку на кофе и сделала маленький глоток.

– В 2013 году весенним вечером адвокат из фирмы «Орлефф и Плесснер» вернулся к себе домой в Торбек после игры в теннис с друзьями, – сказала Элоиза. – Поздно вечером он поужинал и лёг спать. Предположительно в промежуток между полуночью и 3 часами утра Анна Киль проникла в его дом. С собой у неё был новый филейный нож фирмы «Кодекс». Это такой небольшой кухонный нож, которым пользуются многие профессиональные повара и который можно купить в большинстве крупных хозяйственных магазинов. Затем она напала на него, беззащитно спящего в своей постели, перерезала ему горло и бросила орудие преступления там же. Уличные камеры наблюдения засняли её, когда она уходила, и с тех пор её больше никто не видел.

На мгновение повисла тишина.

– Моссинг защищал её или кого-то из её семьи на суде и провалил дело? Это было убийство из мести? – спросила Огорд.

– Нет. По словам членов семей и друзей как жертвы, так и преступницы, они никак не были связаны друг с другом. Судя по всему, они друг друга не знали, – сказала Элоиза.

– Кристофер Моссинг, ну, тот, которого убили, был, помимо прочего, сыном Йоханнеса Моссинга. Со всеми вытекающими, – пояснил Бётгер.

Семья Моссингов была воплощением понятия «old money» ^[4]. Всего четыре поколения назад их семейное состояние было соизмеримо с богатствами Аббатства Даунтон и хотя и уменьшилось с годами, всё же измерялось настолько многозначным числом, что Элоиза присвистнула, когда его увидела.

Из расследования Мортена Мунка она узнала, что частная собственность отца Моссинга состояла из виллы стоимостью в десятки миллионов в Ведбеке, застрахованного поместья с конюшней на юге острова Фюн и гигантского шато к югу от Бордо, окружённого рвом и обсаженного виноградниками.

– Так что получается, что, с одной стороны, очень богатая семья, а с другой – Анна Киль, которая родилась и выросла в Херлеве в куда более скромных условиях, – пояснила Элоиза. – У её матери своя забегаловка под названием «Фонарь», а отца, насколько мне известно, у неё нет.

– И какова же версия полиции? – спросила Огорд.

– Они понятия не имеют, почему она его убила. Много писали о её проблемах с психикой и что у неё вполне мог просто помутиться рассудок. Поэтому полиция утверждает, что она выбрала его случайно и убила.

– Значит, не было обнаружено никаких свидетельств, что она связывалась с адвокатом до убийства по домашнему адресу или по месту работы? Ни писем, ни чего-нибудь ещё?

Элоиза почувствовала, как по её телу пробежала волна беспокойства.

– Во всяком случае, их не публиковали, – ответила она. – Но именно поэтому я собираюсь пойти в полицию. Мне нужно знать, с кем я имею дело и с чего она втюрилась в меня.

– А что она имеет в виду под словом «он»? – Огорд указала на развёрнутое письмо. – Что за «он», который якобы связывает вас?

Элоиза пожала плечами.

– Должно быть, адвокат, – сказал Бётгер. – Наверно, вы с ним как-нибудь пересекались.

– Да нет, не думаю.

– Может быть, он когда-то был твоим информантом в каком-нибудь деле? Или, может быть, ты когда-нибудь давно встретилась с ним на вечеринке, а потом забыла об этом? – спросил он.

Элоиза подняла бровь.

– Встретилась на вечеринке?

– Да, а почему нет? Такое вполне себе, чёрт возьми, могло произойти.

– Ну нет, такого никак не могло произойти!

Снова повисло молчание.

Огорд нарушила его:

– Она использует одну и ту же прощальную фразу в обоих письмах. Она пишет: «Если уж я лишена возможности лично видеть тебя, Элоиза, то, по крайней мере, подари мне сладость твоего образа в твоих высказываниях».

Элоиза кивнула и положила два письма рядом друг с другом, чтобы Бётгер тоже мог посмотреть.

– Это какая-то чересчур торжественная формулировка, – сказала Огорд. – Что это вообще значит?

– Понятия не имею. После первого письма я попыталась загуглить фразу, вдруг бы это что-то дало. Но нет. Поэтому я провела свой собственный анализ, – сказала Элоиза, открывая блокнот. Она показала им, что написала.

Я лишена возможности лично видеть тебя.

Я в бегах и не могу встретиться с тобой лично.

Подари в твоих высказываниях.

Напиши обо мне!

Сладость твоего образа.

Ты – журналист, а значит, можешь быть объективной.

– Но, блин, я не знаю. – Она тут же захлопнула блокнот. – Это не самый безукоризненный анализ, поэтому я могу ошибаться.

– Сладость твоего образа. Сладость? – сказал Бётгер. – Немного странно звучит.

Огорд, казалось, не слушала, глядя в пространство невидящим взглядом. Спустя какое-то время она проговорила:

– Если она действительно имеет в виду, что ты должна быть объективна и написать о ней, значит, она хочет сказать, что всё, что писали о ней раньше, – неправда.

– Ты же не думаешь, что она может быть невиновна? – спросила Элоиза.

– Не знаю. Но я считаю, что тебе нужно попробовать начать с самого начала, как будто ты ещё ничего обо всём этом не знаешь. Кто выступал информантами по этому делу, скажем, в 2013 году?

– Много кто, разные люди.

– Например?

– Например, мать Анны Киль, друзья и коллеги Кристофера Моссинга и Анны Киль, представители семьи Моссинг, пара её старых школьных учителей. Там длинный список.