Онлайн книга «Рассказ инквизитора, или Трое удивительных детей и их святая собака»
|
Но Батшеба одергивает рабби: – Какой позор! Суеверный старик! Он же совсем ребенок! Он не может быть одержим! – Злые духи могли войти в него ночью, – отвечает рабби, – проскользнуть сквозь открытое окно. – Чушь, – фыркает Батшеба, – с чего бы это духу лезть в окно? Мойше шепчет: – Христиане говорят, что в этих лесах живут какие-то изверги. Старая раса, старше даже, чем мы, и они крадут детей и растят их, как рабов, а на место наших детей подбрасывают свое злосчастное потомство. Может, это просто крестьянская сказка, но в наши дни кто может знать… – Про этих злых духов или извергов хоть что-нибудь говорится в Торе? – возражает Батшеба. – Что, Господь уже измыслил для нас новую казнь? Старых недостаточно? – Вот! – Рабби Исаак показывает на мальчика. И точно, он опять это делает. Сначала зажмуривается, потом открывает глаза широко-широко. Я мог бы поклясться, мальчик одержим. Чем еще объяснить это? Мы, старшины общины, стоим, теребя наши бороды, а рабби еще и жует краешек своей. – Можно о чем-то спросить? – раздается тихий голосок из темного угла комнаты. Голос принадлежит Якобу. Рабби хмурится: – В чем дело, дитя? – У меня вопрос. – У меня много вопросов, Якоб. Что, у тебя только один? И какой же? Но Якоб отвечает: – Он не к тебе. Рабби выглядит оскорбленным. Якоб проходит мимо него, потом мимо меня и Леви и наконец останавливается перед маленьким мальчиком. Он смотрит на него очень долго. И наконец Якоб говорит мальчику: – Где твоя борода? – Это еще что за вопрос? – восклицает Леви. – Мойше, послушай, – обращается рабби к отцу Якоба, – что это такое? Но Якоб протягивает руку и дотрагивается до лица мальчика. – Я знаю, что говорю! У них у всех бороды! Почему у тебя нет? – Он, прищуриваясь, очень внимательно и серьезно смотрит на мальчика. – У меня нет, – говорит мальчик. – Вижу. Но почему? Якоб прижимает руку к губам, словно он очень удивлен. Рабби пучит глаза. Но мальчик улыбается. – Потому что я маленький, – говорит он. – Мне ты кажешься вполне большим, – говорит Якоб. – Но не настолько! – отвечает мальчик. – Так что пока никакой бороды? – Нет! – А когда? Скоро? – Нет! Малыш начинает хохотать, темные глаза сверкают в свете очага. Нас всех съедает нетерпение. Что Якоб такое творит? Якоб пожимает плечами. – Ты кажешься старше, чем на самом деле, – говорит он. Мальчик не сводит с него глаз. А потом снова делает это. Он зажмуривается, а потом широко распахивает глаза, словно вглядывается в какой-то чуждый нам мир. Никто не отваживается шелохнуться. А потом, очень спокойно, Якоб говорит: – Скажи, зачем ты это делаешь? Мальчик пожимает плечами. А потом говорит: – У меня сильно слипаются ресницы. Молчание. Никто в хижине не смеет даже дохнуть. А потом все начинают смеяться. Мы смеемся все громче и громче. Кто бы подумал! – Его ресницы! – хохочем мы. – Леви, его ресницы! – Ты что, его никогда не спрашивал? – И ты для этого созвал старшин Ножана? Из-за ресниц? Мы поднимаем такой шум, что малыш начинает плакать. Якоб обнимает его за плечи. – Шшшш… – говорит он, – они смеются не над тобой. Они смеются над собой и друг над другом, над тем, что не знали того, что было известно маленькому мальчику. Он гладит мальчика по щеке. – Видишь? Тебе бы пристало носить бороду. Ты знаешь больше, чем все эти бородачи вместе взятые. И я слышу, как Батшеба шепчет: – Это мой сын. Благодарение Господу, это мой сын. – Но это не чудо! – говорю я. – Ум, безусловно. Умение заглянуть в душу ближнего, без сомнения. Но двое других детей явили чудо! По крайней мере, так вы все утверждаете. – Погоди. – Вот и все, что говорит Арон. Этой ночью пришли факелы. Якоб свернулся на соломе меж матерью и отцом. Я знаю, потому что он рассказал мне, позже. Он прислушивается к их дыханию, но потом вдали слышит иные звуки. Голоса, которые что-то выкрикивают. Юные голоса. Смех. Затем другие голоса, крики, рев скотины и треск пламени. – О нет, – бормочет Мари. Я смотрю на старого Жерома. Он прикрывает глаза. Якоб выбирается из постели. – Проснитесь! – кричит он, и его родители тут же вскакивают на ноги. Он бежит к двери их хижины и отворяет ее рывком. Из темноты выскакивают два парня. Якоб глядит на них, глядит внимательно, и внезапно, как вспышка молнии, озаряющая небо, приходит понимание. Это мальчишки-христиане из другой части города. Крестьянские мальчишки. Они смеются, но в глубине души они испуганы. Это что-то вроде проказы, злой выходки. Призрачный, дрожащий свет озаряет небо. Якоб поднимает взгляд. Крыши объяты пламенем. Мальчишки подстрекали друг друга поджечь еврейскую слободу. Батшеба тащит сына назад в хижину. Якоб глядит на своих родителей. Их лица окаменели от страха. – Оставайся здесь, – шепчет отец Якоба. – Но я могу помочь! – говорит Якоб. В этот миг дверь с грохотом отворилась. В дверном проеме стоял парень в кожаной шапочке и с дикими, расширенными глазами. Ему было не больше пятнадцати. В руке он держал факел. В другой – тесак. Он ткнул факелом в стены. Солома, замешанная с глиной, начала дымиться. Батшеба ухватила железную кочергу. Якоб думал, что она набросится на парня, но она вместо этого ударила кочергой в противоположную стену. Три сильных удара проделали в стене дыру. Теперь подросток тыкал факелом в тростниковую крышу, поскольку все стены дымились. Отец Якоба застыл без движения. Нет. Не без движения. Якоб видел, что его губы шевелились. Он молился. Дыра в стене была достаточно большой, чтобы туда можно было протиснуться. Батшеба ухватила Якоба за загривок и толкнула в отверстие. – Якоб, – сказала она, жарко и сильно дыша ему в ухо, – беги. Прячься в лесу. Мы тоже придем, тоже. Завтра встретимся в школе, в бейт-мидраш [3]. Если от бейт-мидраш ничего не останется, иди к дяде Иегуде. Беги! |