Онлайн книга «Следы на песке»
|
Под грузом огромной ответственности тронутый до слез оказанным ему доверием Катарелла зарделся как мак; от волнения у него перехватило в горле; он встал, отдал честь, щелкнув каблуками, с трудом справился с ключом, отпер дверь и вышел из кабинета. – Я все, – сказал Фацио, заходя в кабинет спустя несколько минут. – Микелино Престия вызван к четырем, Ло Дука – к половине пятого. А вот адрес Беллавии. Протянул листок, Монтальбано сунул его в карман. – Пойду проинструктирую Галло и Галлуццо, – продолжил Фацио. – Синьор Ауджелло просил передать, что у него все готово; в четыре он будет на парковке. – Отлично. Знаешь, что я тебе скажу? Пойду-ка я пообедаю. Поклевал закуски, макароны даже заказывать не стал. Пищевод словно судорогой свело. И петь расхотелось. Его вдруг охватило беспокойство по поводу послеобеденной операции. Все ли сработает как надо? – Синьор комиссар, что-то вы меня сегодня не порадовали. – Прости, Энцо, трудный день. Он взглянул на часы. Времени оставалось только на прогулку до маяка, без посиделок на скале. На месте Катареллы сидел агент Лаваккара, толковый юноша. – Ты понял свою задачу? – Так точно, Фацио мне все объяснил. Прошел к себе в кабинет, открыл окно, выкурил сигарету, закрыл окно, сел за стол, и тут в дверь постучали. Четыре десять. – Войдите! Появился Лаваккара: – Синьор комиссар, к вам синьор Престия. – Пусть зайдет. – Здравствуйте, комиссар, – входя, поздоровался Престия. Лаваккара прикрыл дверь и вернулся на пост, а Монтальбано встал и протянул вошедшему руку: – Садитесь. Искренне сожалею, что пришлось вас побеспокоить, но вы же знаете, как бывает… Микеле Престия. Сильно за пятьдесят, одет хорошо, золотые очки, на вид честный счетовод. Спокоен как удав. – Можете подождать пять минут? Стоит потянуть время. Он притворился, будто читает какую-то бумагу, то посмеиваясь, то хмурясь. Потом отложил в сторону и молча пристально уставился на Престию. Фацио сказал, что Престия – инфузория, марионетка в руках Беллавии. Однако нервы у него крепкие. Наконец комиссар решился: – К нам поступило заявление на вас от вашей жены. Престия вздрогнул. Заморгал. А рыльце-то в пуху: наверняка ожидал чего-то другого. Открыл рот, закрыл и наконец выговорил: – Моя жена? Заявила на меня? – Написала нам длинное письмо. – Моя жена?! Тот все не мог оправиться от потрясения: – И в чем же она меня обвиняет? – В систематическом дурном обращении. – Меня? То есть я ее… – Синьор Престия, советую вам не отпираться. – С ума сойти! Голова кругом! Можно взглянуть на письмо? – Нет. Мы уже отослали его прокурору. – Послушайте, комиссар, тут наверняка какая-то ошибка. Я… – Вы Престия Микеле? – Да. – Пятьдесят пять лет? – Нет, пятьдесят три. Монтальбано наморщил лоб, словно охваченный внезапными сомнениями: – Уверены? – Конечно! – Странно! Проживаете на улице Линкольна, 47? – Нет, я живу на улице Аббата Мели, в доме номер 32. – Серьезно?! Можете предъявить документы? Престия достал бумажник и протянул ему удостоверение личности; Монтальбано долго и пристально изучал документ. Иногда поднимал глаза на Престию, потом снова погружался в чтение. – По-моему, ясно, что… – начал было Престия. – Ничего не ясно. Простите. Я ненадолго. Комиссар встал, вышел из кабинета, закрыл дверь, пошел к Лаваккаре. Там уже сидел Галлуццо. – Приехал? – Да. Я только что проводил его к Фацио, – ответил Лаваккара. – Галлуццо, пошли со мной. Монтальбано вернулся в кабинет в сопровождении Галлуццо, напустив на себя виноватый вид. Дверь закрывать не стал. – Страшно сожалею, синьор Престия. Тут явный случай совпадения имен. Простите меня за причиненное беспокойство. Пройдите со следователем Галлуццо, вам надо подписать согласие. Всего хорошего. Он протянул руку. Престия что-то пробурчал под нос и вышел вслед за Галлуццо. Монтальбано почувствовал, как превращается в изваяние: вот он, момент истины. Престия прошел два шага по коридору и столкнулся нос к носу с Ло Дукой; тот выходил вслед за Фацио из его кабинета. Монтальбано увидел, как оба на мгновение замерли. Находчивый Галлуццо гаркнул жандармским тоном: – Так что, Престия, мы идем или нет? Престия, вздрогнув, двинулся дальше. Фацио легонько толкнул в спину Ло Дуку – тот застыл, проглотив язык. Ловушка сработала безупречно. – Комиссар, к вам синьор Ло Дука, – сказал Фацио. – Прошу, проходите. Фацио, останься. Садитесь, синьор Ло Дука. Ло Дука сел. Он был бледен: все еще не оправился после того, как увидел Престию выходящим из кабинета комиссара. – Не знаю, к чему такая спешка… – начал он. – Скажу через минуту. Но сперва официальный вопрос: синьор Ло Дука, вам нужен адвокат? – Нет! Зачем мне адвокат? – Как пожелаете. Синьор Ло Дука, я пригласил вас, потому что мне надо задать несколько вопросов по поводу похищения лошадей. Ло Дука деланно улыбнулся: – Ах, вот что? Ну, спрашивайте. – Тем вечером во Фьякке во время нашего разговора вы сказали, что кража лошадей и убийство предположительно коня синьоры Эстерман – это вендетта некоего Джерардо Гуррери, которого вы несколько лет назад ударили железным прутом, сделав его инвалидом. Поэтому и лошадь синьоры Эстерман забили до смерти железными прутами. Что-то вроде закона возмездия, если не ошибаюсь. – Да… кажется, я так и сказал. – Отлично. А кто вам сказал, что убийство лошади совершено железными прутами? Ло Дука выглядел растерянным: – Ну… думаю, синьора Эстерман… может, кто-то еще. И вообще, какое это имеет значение? – Это важно, синьор Ло Дука. Потому что я не рассказывал синьоре Эстерман, как была убита ее лошадь. И никто другой не мог этого знать. Я говорил об этом единственному человеку, который с вами не общается. – Это настолько несущественная деталь… – …что она и вызвала у меня первое подозрение. Признаюсь, в тот вечер вы сыграли мастерски. Не только назвали мне имя Гуррери, но даже высказали сомнение, что убитая лошадь принадлежала синьоре Эстерман. |