Онлайн книга «Дань псам. Том 1»
Улыбаясь, он наклонился к супруге; маска обаяния с трудом выдерживала давление ее грозного взгляда. – Мой сладкий пирожочек, наша мулица в храмовом стойле нуждается в уходе и расчесывании. – Да неужели? – Конечно. И раз уж ты явно ничем в данный момент не занята, могла бы сделать что-нибудь полезное. – Ошибаешься, дорогой мой супруг, я делаю очень полезное дело. – Какое же, моя нежная курва? – О, я трачу свое драгоценное время, чтобы не дать тебе натворить еще бо́льших глупостей, чем обычно. И, доложу тебе, удается мне это с трудом. – О каких глупостях она говорит?… Моя любвеобильная устрица, о чем ты? – Она согласилась поверить, что ты тот, за кого себя выдаешь. И только это не дает ей выставить наши тощие задницы за порог: меня, тебя, мула и вопящих бхок'аралов – если, конечно, она сможет выгнать их из подвала. Я ведьма и паучья богиня, и Верховную жрицу мое присутствие совсем не радует. Так что еще раз предупреждаю, о бельмо моего ока: попробуешь ее поиметь, и нас вышвырнут. – Она столько говорит – прямо удивительно, как у нее зубы не выпадают. Впрочем, погоди-ка! Почти все уже выпали. Тс-с, только не смейся. Даже не улыбайся… Я что, улыбаюсь? Возможно, но это вежливая улыбка, не выражающая ничего, кроме благосклонности – или ничего вовсе, хотя жены по всему миру, завидев ее, ни с того ни с сего приходят в исступление… Ах, мои сладкие и любимые милашки. Прыщ вздохнул и откинулся назад, пытаясь выглянуть из-под жениной подмышки, но волосы заслоняли обзор. Поморщившись, он снова вздохнул и потер глаза. – Ну же, супруга, иди. Мулица вся истосковалась по твоему милому личику – так и хочет его лягнуть! Хи-хи-хи!.. Тс-с, только не смейся! Даже не улыбайся! – Жрец поднял взгляд. – Мой сладкий сморщенный финик, почему бы тебе не прогуляться, не пройтись под солнцем по улицам?… А лучше по сточным канавам, ха! Искупаться в помоях! Поссать на фонарный столб, чтобы ни один пес в Даруджистане даже близко не подошел! Ха!.. И если я улыбаюсь, то искренне и заботливо, видишь? К супружеской парочке подползла Верховная жрица Сордико Куолм. О, эта женщина не ходила, она двигалась одновременно вперед и вбок – настоящая змея-искусительница, беспечная чаровница… боги, мужчина мог умереть от одного только взгляда на нее! Что это? Искарал застонал? Нет, конечно! Наверняка этот хрюкающий звук издала подмышка Могоры. – Была бы вам весьма обязана, – сказала Верховная жрица своим глубоким голосом, в котором все возможные соблазны сливались в жаркий призыв, – если бы вы двое решили себя убить. – Я могу притвориться мертвым, – прошептал Искарал Прыщ. – А она пускай сгинет. О Верховная жрица моих фантазий, разве я не вижу, как ты борешься со своими животными позывами, со страстным желанием заключить меня в объятия? Да, я знаю, что красота не мое достоинство, зато у меня есть власть! Сордико Куолм со вздохом уползла прочь – но нет, со спины она как будто выступала плавной поступью. Подходит извиваясь, уходит выступая. – О поползновения Сордико, о поступь Куолм! Она приходит и уходит, но при этом всегда остается со мной, моя возлюбленная из возлюбленных, предмет любви более возвышенной, чем то, что я раньше принимал за настоящую любовь. Но нет, по сравнению с этой любовью та лишь пшик. Эта же любовь растет, крепнет, поднимается, пульсирует, задыхается и выплескивается!.. Ах, как мне больно! Могора фыркнула. – Да ты настоящую любовь и в упор не разглядишь! – Женщина, убери от меня свою подмышку! – Искарал Прыщ, ты превратил этот храм в бедлам, как и все остальные! Вот мы с тобой замышляем обоюдное убийство, а чего от нас просит твой бог? Ничего! Только ждать, ждать и ждать! Надоело. Пойду на базар! – Ну наконец-то! – прокудахтал Прыщ. – А ты идешь со мной, будешь носить покупки. – Ни за что. Грузи на мула. – Поднимайся, или я тебя оприходую прямо здесь. – В святой ризнице? Ты спятила? – Разврат и богохульство. Престол Тени будет доволен? – Ну хорошо, хорошо! Пойдем на базар. Только на этот раз без поводка. – Ладно. Ты, главное, не теряйся. – Я и не терялся, ты, буйволица. Я пытался сбежать. – Значит, иду за поводком. – А я иду за ножом! И снова брак встал на пути у любви! Узы взаимного презрения затягиваются все туже и туже, пока несчастные не застонут – вот только от боли или от удовольствия? А есть ли разница? Впрочем, упасите вас боги задавать этот вопрос женатой паре! Мулица подмигивает кобыле в соседнем стойле, а кобыла слушает, как в желудке переваривается завтрак да как мухи с жужжанием перелетают с одной кучи навоза на другую, убежденные, что кучи эти отличаются друг от друга – привередливые создания, мухи, но мудрости в привередливости нет, лишь томление и разочарование, но запах каждой следующей сомнительной горы так призывно смешивается с ароматом прелой соломы. З-з-з, з-з-з… Рудники Скромного Вклада представляли собой огромный отвесный карьер, испещренный штреками и штольнями, где среди глыб гранита и скальной породы поблескивали железные жилки. Рудники и рабочий поселок – а точнее, даже городок – на восемьсот душ располагались ровно посередине между Даруджистаном и Алчбинским Приделом, рядом с добротным насыпным трактом. Предприятие бурлило: здесь были и контрактные работники, и рабы, и заключенные, и надсмотрщики, и охранники, а еще повара, плотники, горшечники, канатчики, портные и пряхи, углежоги, резчики и врачи, мясники и пекари. Над рудником клубился дым. Горбатые старухи в лохмотьях окровавленными руками выбирали из рудных хвостов куски шлака и низкокачественного угля. Вокруг скакали чайки и вороны. На пол-лиги окрест рудников не осталось ни единого деревца. Склон, спускающийся к озеру, усеян сотнями могил с насыпными холмиками. Вода возле берега в красных разводах, мутный ил на дне – оранжевый. Живности там не водилось. Прижимая к лицу надушенный платок, Горлас Видикас обозревал предприятие, которым теперь руководил, хотя «руководил» – это натяжка. Повседневными делами в поселке заведовал горный мастер – щербатый и рябой старик лет пятидесяти. Руки у него были черные от въевшейся в них металлической пыли, а на ногах он носил сапоги с бронзовыми носами. Через каждые десять слов его пробирал кашель, после чего он отхаркивал густую желтоватую жижу. – Ребятишки у нас, конечно, самые шустрые. – Кашель, плевок. – Мы зовем их кротами, потому что они проползают в щели, куда взрослому не залезть. – Кашель, плевок. – Ну и если вдруг потравятся, рабочих рук мы не потеряем. – Кашель… – Какое-то время с молодняком были проблемы, но потом мы начали покупать их у бедняков в городе и окрестностях – те и рады сбыть с рук лишний рот. И да, у нас в поселке есть особое правило: ребяток и пальцем не трогать – ну вы понимаете, о чем я. |