
Онлайн книга «Целую, твой Франкенштейн. История одной любви»
– Из таких же самых, – подтверждаю я. – То есть там внутри люди? – с трогательной наивностью спрашивает он, легонько постучав по стенке криостата. – Да. Отдельно, в верхней части, при температуре минус 190 градусов по Цельсию, хранится голова. Рон снимает шляпу, видимо, из уважения. – Райан, объясните-ка мне, вы все-таки врач. Их туда запихивают уже мертвыми, да? – Юридически мертвыми. – Что значит «юридически?» – То, что ваша жена вправе тратить все ваши деньги. – Она их прекрасно тратила и при живом мне, – хмыкает Рон. – Что такое, по-вашему, смерть? – Не делайте из меня идиота. Мертвый значит мертвый. – Не все так просто, Рон. Тут возникает большая проблема, и решение у нее не очень приятное. С медицинской и юридической точки зрения смерть регистрируется в момент остановки сердца. Ваше сердце больше не бьется. Дыхание замерло. Но мозг по-прежнему жив! Он еще просуществует примерно минут пять. В редких случаях минут десять-пятнадцать. Мозг погибает от нехватки кислорода. Это живая ткань, как и любой орган тела. И возможно, перед тем, как угаснуть самому, мозг понимает, что мы умерли. – Ну ни хрена себе! – Рон потрясен. – Вы серьезно?! – Абсолютно. – Выходит, когда я умру, то буду об этом знать, как и о том, что с этим ничего не поделаешь? – Весьма вероятно. Мне очень жаль, – отвечаю я. – Да уж, – сникает Рон. – Но в «Alcor» смерть рассматривают не как событие, а как процесс, – пытаюсь подбодрить его я. (Наверное, не стоило обсуждать такие вещи.) – Верно, Макс? – Верно, – отзывается тот. – Видите ли, Рон, если в процессе смерти мозг вовремя подвергнуть криоконсервации, то, вероятно, в будущем сознание умершего человека смогут вернуть в активное состояние. – Окей! Окей! Я начинаю понимать! – Рон полон энтузиазма. – Но если цель – спасти мозг, на черта возиться с телом? Большинство умирают старыми и больными. И что же, их так и вернут дряхлыми калеками? – Теоретически смарт-медицина будущего шагнет так далеко, что овладеет технологиями обновления и омоложения тела. С другой стороны, возможно, люди станут выращивать или производить новые тела для ранее криосохраненных мозгов. Или, как считает профессор Штейн, в новом мире тела не понадобятся вовсе, – дает пояснение Макс. – Что-то мне не хочется существовать без тела, – решительно возражает Рон. – Вот, взгляните, Рон. – Макс подводит его к небольшим криостатам. – Эти сосуды Дьюара гораздо меньше. Здесь мы храним головы. – Только головы? – Только головы. – А как же вы их… отрубаете, что ли? – Цефало-, или нейросепарация, проводится методом хирургического рассечения позвоночного столба в районе шестого шейного позвонка [77]. – Ух ты! – восхищенно выдыхает Рон. – Наверное, такое доверяют только лучшим хирургам? – Ерунда, справится рядовой ветеринар, – зачем-то говорю я. (Как можно так издеваться над человеком?) – Ветеринар?! – возмущается Рон. Я прямо вижу восклицательные знаки, вылетающие из его рта. – Почему нет? Самые передовые достижения в витрификации впервые были зафиксированы на кроликах. – Я не позволю какому-то криворукому ветеринару отпилить мне башку! Когда моему бедному Симбе делают уколы, я и то смотреть не могу! – Вам и не придется смотреть, – заверяю я. – А что будет с моим телом? – Ваши родственники смогут его кремировать. – Скажите, Макс, а волосы им сбривают? – спрашивает Рон, не отрывая глаз от криостатов с головами. – Мы учитываем индивидуальные пожелания, – деликатно говорит тот. – Забавно. В Уэльсе у меня есть фабрика по производству голов для моих секс-роботов. В каком-то смысле мы с вами занимаемся одним делом, – улыбается Рон. – Надо открыть филиал «Alcor» в Уэльсе. В связи с Брекзитом там сейчас можно получить неплохой грант на развитие бизнеса! Когда европейские миллионы закончатся, в Уэльсе будет нечего делать. Вам дадут налоговые льготы, складские помещения, бесплатные морозилки, лед, может, даже ветеринаров. Все что угодно. Вы не думали развивать франшизу? – На сегодняшний день в мире существует четыре крионических компании: в США и в России, – поясняет Макс. – Только четыре? – недоумевает Рон. – Это же отличная рыночная ниша! – И еще какая, – киваю я. – Ежегодно в мире умирает 55 миллионов человек. Впечатленный цифрой, Рон заявляет: – Вот и у нас постоянно исчезают клиенты из плана подписки. Пытаемся связаться, а человек, оказывается, умер. – У нас тоже имеется план подписки, – говорит Макс. – Правда, ваша клиентура помирает как раз по плану, да? – весело подмигивает Рон. – За это они и платят. Он бродит по залу со шляпой в руке. На Рона свалилось слишком много информации, и ее обработка подтормаживает. – А если вырубается электричество? Что тогда? В Уэльсе такое часто бывает. Обычно в вечернее время, по четвергам. Бац! И света нет. – В сосудах Дьюара настолько низкая температура, что временная потеря электроэнергии нестрашна. Вплоть до нескольких недель, – объясняет Макс. – А если начнется ядерная война? – допытывается Рон. – Полагаю, что тогда на повестке дня будут несколько иные вопросы, – терпеливо отвечает Макс. – Здравая мысль! – улыбается Рон. Наконец, его мозг снова заработал на привычной скорости, и наш ковбой выдает: – Так вы говорили, Райан, что ежегодно умирают 55 миллионов человек? – Да. – Нам же не надо, чтобы все они воскресли, верно? Примечание автора: ЭТО САМАЯ ГЛУБОКАЯ МЫСЛЬ ИЗ ВСЕХ, КОГДА-ЛИБО ВЫСКАЗАННЫХ РОНОМ. – Я имею в виду, где вы проводите границу? Убийцы, педофилы, мелкое хулиганье, чокнутые, тот бразильский дядька Болсонару? А если бы у вас тут оказалась голова Гитлера? Разморозили бы? И потом есть просто жуткие зануды. Куда их всех? Планета ведь не резиновая. – К тому времени, когда разработают соответствующие технологии, мы уже будем вовсю колонизировать космос, – уверяет Макс. – А Дональд Трамп намерен замораживать свою голову? – интересуется Рон. – Дело в том, что на момент клинической смерти мозг должен полностью функционировать, – поясняет Макс. – Надо будет заморозить у вас маму. Ей бы понравилось жить на какой-нибудь звезде, – мечтательно произносит Рон. |